Читать книгу "Бриллианты на пять минут - Лариса Соболева"

– Подайте… рубль, – нашелся Батон. – Кушать хочется.

– Работать не пробовал? – буркнул охранник и захлопнул дверь.

Батон сбежал вниз, где на скамейке его ждал Вадик.

– Не разглядел, – доложил он.

– В таком случае иди и смотри на него еще раз, – сказал Вадик. – Будешь ходить наверх, пока не разглядишь.

– А я ведь сбрехать мог, мол, это он, то да се…

– За брехню получишь срок, – с угрозой в голосе бросил Вадик, скрестив на груди руки. – В Уголовном кодексе как раз для брехливых есть статья. Вперед, Батон.

На этот раз охранник спустил его с лестницы. Батон, утирая кровь с лица, ибо разбил нос, присел рядом на скамью с Вадиком.

– Вроде… не он. Если б усы ему, так вылитый был бы… но я сомневаюсь. – Заметив зверское выражение на лице Вадика, Батон взорвался: – Ну, не могу я узнать, не могу! Меня за это убивать надо, да?

Вадик молча поплелся к дороге, Батон семенил следом.

Щукин не разрешил врачам подойти к раненому, как коршун навис над ним, допрашивая:

– Ваше имя, фамилия, адрес? А еще лучше – документы.

– Я истекаю кровью… – огласил комнату стоном умирающего Никита.

– Документы! – повторил Щукин. – Откуда вы знаете, что у Ксении Николаевны есть колье? Кто вам сказал?

– Да пустите к нему врача, а то помрет… – всплеснув руками, попросила Ксения Николаевна. – Потом будете допрашивать.

– Меня зовут Никита Евдокимович Кочура, документы в машине у друга… – Он потерял сознание.

– Кочура?.. – поднялась Ксения Николаевна с дивана. Она приблизилась к человеку с фамилией, которая отозвалась болью внутри. Нет, совпадений быть не может, это потомок того самого Кочуры, из-за которого Ксения Николаевна лишилась отца. Склонившись над ним, внимательно изучая его лицо, она скрипучим голосом, но четко выговорила: – Вот, значит, каков род Кочуры… бандитский. Чужое богатство им покоя не дает. А знаете, я не жалею, что выстрелила в него.

Щукин махнул рукой врачам, разрешая подойти к Никите Евдокимовичу. Его уложили на носилки и унесли. Архип Лукич взял стул, сел напротив Ксении Николаевны, вернувшейся на диван.

– Ну, и что мне с вами делать? – страдальчески произнес он. – Вы разве не знали, что огнестрельное оружие хранить дома нельзя, Ксения Николаевна?

– Что вы тут мне лекцию читаете? – возмутилась старушка. – Если б у меня не было «бульдога», он бы нас перестрелял. Я защищала свою семью.

– Понимаю. Но мне-то что делать? Я обязан завести на вас уголовное дело.

– За стрельбу или за хранение оружия? – уточнила она.

– За хранение оружия и за причинение телесных повреждений. Без соответствующего оформления вы не имели права держать дома пистолет!

– Револьвер «бульдог», – поправила она. – Да я вообще не думала, что он выстрелит! Хотела испугать его, держала «бульдог» крепко, чтоб не выпал. И нечаянно нажала на курок. Я волновалась, черт побери! Меня учили содержать револьвер в порядке, я неукоснительно выполняла правила… Ему сто лет, а он выстрелил. Почти сам.

– Где револьвер?

Она достала из кармана халата «бульдог» и протянула Щукину. Тот взял, повертел оружие, рассматривая и качая головой, потом уставился на Ксению Николаевну и вздохнул:

– Нечаянно… Однако в боевую готовность вы эту штуку привели…

– А как же! Извините, но у меня в доме был бандит, угрожавший внучке и дочери пистолетом. Конечно, я взвела курок… Сколько мне дадут?

– Чего? – устало проговорил Щукин.

– Лет! Я же убила…

– Он пока жив, – сказал Щукин и пошел к выходу.

– Вы забыли меня арестовать, – напомнила она.

Тот только махнул рукой, мол, отстаньте.

Щукин думал всю ночь, анализировал нескольких человек, включая Генриха, хотя сын Казимира Лаврентьевича числился в его списке подозреваемых на последнем месте, его вообще можно отставить. Но не отставлял лишь потому, что больше никто не мог видеть колье: Ксения Николаевна достала его один раз – в один день привозила двум ювелирам. Однако появилось новое действующее лицо – некий Кочура! Получается, четверо видели ожерелье. Казимир Лаврентьевич убит, значит, остаются трое, плюс Кочура, плюс зять Ксении Николаевны, который вполне мог узнать о бриллиантах. Итого – пятеро. И убито четверо, пятый пока выжил, итого – тоже пятеро. Откуда еще этого Кочуру черт принес, как он узнал о колье – неизвестно. Но раз он пришел в дом Ксении Николаевны с целью забрать колье, значит, не он убивал тех четверых. В таком случае на подозрении четыре человека. Сколько же еще людей знает о колье? Так или иначе, а оно у убийцы. По идее он, забрав бриллианты, должен смыться. А все подозреваемые на местах, кажется, даже не думают убегать. В чем дело? Неужели Щукин ошибся, неверно определил круг подозреваемых?

Приехав в прокуратуру, он встретил Вадика и Батона, задержался, глядя на них в задумчивости. Вполне вероятно, что убийца не покидает город из-за Батона, которого ему необходимо убрать. Так ли уж необходимо? Ведь колье у него, плевать на Батона, хватай ноги в руки и нажимай на все педали… Действительно неувязочка. Что-то тут не так. Причина в чем-то другом, а не в Батоне. Или все-таки убийца – зять Ксении Николаевны? Он сидит. Где же добыть хоть маленькую улику, которая укажет: вот он, убийца?

По дороге к кабинету Вадик рассказал, что Батон вспомнил важную деталь во внешности убийцы Евы – усы, также то, что «дворники» на машине Валерия Ивановича старые. Что отсюда следует? И ювелира исключить?

– Усы? – невесело усмехнулся Щукин. – Да приклеил убийца усы, и все, так что деталь неважная. И сломанные «дворники» умный преступник заменит не на новые, а на старые, найдет где взять. Но эксперимент мы на всякий случай проведем, с усами-то.

Батона оставили в коридоре. Щукин в кабинете даже не присел, а отдал распоряжения стоя:

– Слава, поезжай к ювелиру Валерию Ивановичу. Гена едет к охраннику ювелирного салона Михаилу, Вадик – к зятю Ксении Николаевны в изолятор. За ними обоими их алиби.

– Генриха вы исключаете? – спросил Слава.

– Нет. Его на закуску оставим. Если названные граждане предоставят алиби, возьмемся за него. Кстати, пригласите всех на завтрашнее утро ко мне. Скажите, что это неофициальный вызов, к примеру, чтобы подписать некоторые бумаги. Я собираюсь записать на магнитофон их голоса.

– Мне с Батоном ехать в изолятор? – съехидничал Вадик.

– Над Батоном я беру шефство, – ответил Щукин. – Ребята, быстрее. И пригласите ко мне Батона… то есть Рауля.

Когда в кабинет вошел Батон, Щукин кивнул ему на стул:

– Садись и жди.

Архип Лукич напряженно думал примерно час. Все это время Батон ерзал на стуле, наконец не выдержал, требовательным тоном высказал желание: