Читать книгу "Висельник и Колесница - Константин Жемер"

- Ещё кое-что от себя тебе добавлю, – Елена прикоснулась к груди Максима, где запеклась кровь.

- Ну а ты, богатырь, валет Чаш[207], чего попросишь? – обратилась цыганка к Коренному.

- Коль на то пошло, – стыдливо опустил взгляд гренадер, – мечтаю, чтоб, дав хороший укорот супостату, домой, к жёнке, вернуться. И чтоб какую-никакую медаль пожаловали, да чтобы жить потом в достатке. А ещё – чего уж мелочиться – Бонапартию хочу один на один сказать пару ласковых, чтоб помнил, вражина, русского солдата!

- Так-то лучше, – удовлетворённо объявила Елена. – За сим, пришло время прощаться.

- Куда же вы с Плешкой пойдёте? Давайте, мы отвезём вас в безопасное место, – предложил Крыжановский.

- Не нужно, Максимушка, – покачала головой Елена. – С юга приближается кырдо, баба Ляля его ведёт. К ночи будут здесь.

- Тогда последний вопрос, – вспомнил Максим. – Каким боком ко всей истории причастен неуловимый князь Понятовский?

Елена развела руками и пояснила:

- За ним вы пошли – ко мне пришли. Но не извольте беспокоиться, судьба князя давно решена – через год его сорока склюёт.

- Как же это? – не понял полковник.

- Вместе с лошадью, – ещё туманнее ответила девушка.

- Прощай, Елена! – Максим болезненно скривился, потер висок и, ничего не прибавив, ушёл.

Американец раскрыл, было, рот, чтобы выдать приличествующую случаю колкость, но решил оставить ее при себе, молча поклонился и отправился вдогонку за Крыжановским.

Елена подождала, пока они скроются за деревьями и, сняв ожерелье, передала его Плешке. Компаньоны ушли, не узнав о том, что появился новый Жрец Гермеса Трижды Великого – Плешка превратился из комара в молодого ястреба. Перемена оказалась столь стремительна, что даже Елена поцокала языком.

Мальчик развязал нить и аккуратно ссыпал раскрашенные кругляши в свою рукавичку. Взяв один черепок в рот, покатал на языке и сплюнул на ладонь. Глина послушно расплылась в детских пальцах, и сияющее зеленое зернышко перекочевало в ладонь Елены.

- Изумруды Гермеса Трисмегиста, – прошептала она, – Здравствуйте! Вы – дар, и вы – проклятие.

Цыганка стала готовиться к ритуалу: предстояло изменить судьбы трёх человек…

…Дядька Леонтий, не спеша, осматривал сани – не пострадали ли от столкновения с забором.

- Вашвысбродь, – молвил он просительно. – Не сказывайте в полку про то, что Леонтий Коренной Анчихриста на закорках катал, не поймуть православные.

- Не стану, дядя, – согласился Максим. – Но и ты храни в тайне все наши похождения!

- Домой, в Итаку! – провозгласил Толстой и повалился в сани. – Передохнём малость, и – снова в путь! Не знаю, о какой такой сороке толковала наша прелестница, но дело чести – есть дело чести, так что дуэль продолжается, mon colonel?

Перед взором Максима проносились лица всех, кого забрало несусветное приключение.

Уж не давила на плечи тяжесть блестящих лат, и не болталось на виселице тело вздорного паяца.

Эпилог

На этом, к величайшему сожалению, придётся расстаться с нашими персонажами. Расстаться, чтобы вернуть их Клио.[208] А как же иначе, ведь они – реальные исторические личности! Авторы и так позволили себе слишком вольную реконструкцию событий. Извинением может служить лишь то обстоятельство, что в повествовании мы обратились к затерявшемуся во мгле веков и оттого неясному периоду жизни героев. Что же касается их дальнейшей судьбы, то она досконально известна и хорошо описана. И никакой Книге Тота не под силу изменить свершившуюся быль.

Хотя, с другой стороны, разве не есть чёрное дело – взять, да, на самом интересном месте бросить читателя, отослав к пыльным архивам, забытым летописям и музейным экспонатам? Мол, иди, узнавай – как оно там происходило на самом деле.

Нет, пожалуй, так поступить мы тоже не в праве. А потому, просто перескажем факты. На этот раз уже без творческих фантазий и авторских допущений, а так как о том повествуют анналы.

…Вскоре после описываемых событий, в декабре 1812 года, остатки великой армии Наполеона покинули пределы России. В начале апреля 1813 года фельдмаршал Кутузов сильно простудился, а 16 (28) апреля того же года, пребывая в зените славы, скончался в Силезском городке Бунцлау. Так закончилась жизнь человека, который ранее чудесным образом дважды излечивался от ран, врачами признанных смертельными. Человека, который однажды с лукавым удивлением (будто не сам приложил к тому руку!) написал жене: «Бонапарте неузнаваем. Порою, начинаешь думать, что он – уже больше не гений. Сколь беден род человеческий!»

Война продолжалась. Русская армия, во главе которой теперь стоял лично Император Александр I, вступила в пределы Европы и погнала Наполеона навстречу бесславному концу на острове Святой Елены. Сражения следовали одно за другим.

18 (30) октября 1813 года в битве при Ганау был смертельно ранен и через десять дней умер уланский полковник Доминик Радзивилл. По другим сведениям, причиной смерти князя послужила старая рана, полученная ещё в России год назад. Как бы там ни было, за этот год Радзивилл пережил множество утрат. Первейшей из них стал крах жизненных идеалов. Далее, земли и богатство Радзивиллов Александр I раздал русским генералам, отличившимся на поле боя. Жена Доминика Теофилия, известная ветреница, покинула супруга и нашла утешение в объятиях русских офицеров, с которыми заводила частые романы. Много позже смерти мужа её свела в могилу чахотка. Последним в ряду блистательных любовников Теофилии стал красавец-кавалергард Сергей Безобразов. Прямая линия рода Несвижских Радзивиллов на том пресеклась, остались лишь дальние родственники – седьмая вода на киселе.

Переломным этапом войны стало масштабное Лейпцигское сражение, вошедшее в историю под именем Битвы народов. В этой битве Наполеону противостояли Россия, Великобритания, Испания, Португалия, Пруссия, Австрия, Швеция и часть мелких немецких государств-княжеств. Воюющие стороны послали в мясорубку более миллиона солдат.

Важнейшим эпизодом Битвы народов явился бой за деревню Госса. Стратегическую важность указанного населённого пункта подтверждает тот факт, что именно сюда Наполеон бросил лучших воинов – непобедимую старую гвардию, которой без крайней нужды предпочитал не рисковать.

Вот тогда и настал час славы лейб-гвардии Финляндского полка, пожалуй, самого доблестного в русской армии, о чём свидетельствует то обстоятельство, что ни одна часть не могла с ним сравниться по числу Георгиевских кавалеров. Командир финляндцев Максим Крыжановский к этому времени, наряду с другими орденами, тоже имел Георгиевский крест, кроме того, из полковников его произвели в чин генерал-майора.