Читать книгу "Первые леди Рима - Аннелиз Фрейзенбрук"

Для Домны путешествие означало желанное возвращение на ее родную землю, в Сирию, и, вероятно, встречу с членами ее эмесской семьи. Жена из местных уроженцев могла помочь Северу в регионе — в это переменчивое, неопределенное время, когда центр забот императора переместился из Рима к окраинам, было политически полезно иметь глаза и уши родных Домны так близко к самым восточным римским границам. Некоторые из ее эмесских родичей на деле уже поднялись до высоких постов внутри круга императора. Самым заметным был зять Домны, Юлий Авит Алексиан, бывший кавалерийский офицер, который стал сенатором в самом начале правления Севера, а позднее получил звание консула. Алексиан был мужем Месы, сестры Домны, которая переехала жить с Домной, когда та стала императрицей, делясь с ней взглядом человека, знающего дворцовую политику изнутри, что пригодилось позднее в ее собственной карьере.[720]

В январе 198 года Север, соперничая с достижениями Траяна, отпраздновал захват парфянской столицы Ктесифона и решил наградить Каракаллу титулом Август — это было явным указанием на него как на наследника; Гете он дал более низкий титул Цезаря. Теперь Домна могла сказать, что она первая римская женщина, одновременно являющаяся женой и матерью двух Августов.

После неудачной попытки осадить арабскую крепость Хатра Север со свитой отправился в 199 году в Египет, повторив путешествие по Нилу, предпринятое Адрианом и Сабиной. Вновь императорское семейство посетило те же самые культурные памятники, что и их предшественники Антонины — в том числе Колосса Мемнона, где Домна смогла прочесть стихи, написанные Балбиллой в память о визите Сабины. Именно в этом путешествии Север отдал свой злосчастный приказ закрепить поющую статую, что заставило ее замолчать навсегда.

В противоположность неестественным, по общему мнению, взаимоотношениям Адриана и Сабины, нет сообщений о каких-то трениях в союзе Севера и Домны. По правде говоря, об их взаимоотношениях вообще мало известно — хотя существуют слухи, что речь Севера на латыни звучала с сильным акцентом, что заставляло его произносить свое имя как «Шептимий Шевер». Из-за этого говорили, что между собой члены императорской семьи общаются на греческом, на котором Домна говорила, когда жила в Эмесе.[721]

Единственный диссонанс вносит «История Августы», утверждавшая, что император отказался развестись с Домной, несмотря на то, что «она была печально известна своими адюльтерами, а также виновна в заговорах против него».[722] Вероятнее всего, это высказывание уходит своими корнями либо в некие традиционные легенды об императорских женах, либо в клеветническую кампанию против нее, которую развернул близкий сподвижник ее мужа, Фульвий Плавтиан, глава преторианской гвардии.[723] Уроженец Лептис Магна, Плавтиан сделал прекрасную карьеру при муже Домны — но, как сообщали, сильно не любил императрицу.

В 202 году императорская семья, наконец, под громкие фанфары вернулась в Рим. Положение Плавтиана как самого могущественного и доверенного помощника императора укрепилось еще больше. Подобно Сеяну, жестокому преторианскому префекту при Тиберии, пытавшемуся втереться в императорскую семью, Плавтиан постарался выдать свою дочь Плавтиллу замуж за Каракаллу, что делало бы его тестем самого будущего Августа. Свадьба состоялась в апреле — как часть празднеств, отмечающих десятую годовщину правления Севера. Она была описана Дионом Кассием, одним из гостей, как расточительное пиршество, когда подарки провезли, выставляя напоказ, через Форум и далее ко дворцу, а гостям подавали как изысканные блюда из приготовленного мяса, так и «живое, сырое мясо», подобно варварам.[724]

Эти детали, как и замечание, что Плавтиан дал за своей дочерью приданое, которое покрыло бы стоимость приданого пятидесяти женщин царского рода, отразили нелюбовь Диона Кассия к отцу невесты. Его он описывал сладострастным и ненасытным, говоря, что тот так много ест и пьет на банкетах, что его рвет прямо за столом и что его страсть по отношению к мальчикам и девочкам расходится с пуританским воспитанием Плавтиллы, которую он держал в затворничестве и отказывал всем посетителям.[725]

Четырнадцатилетний жених Каракалла, в свою очередь, ненавидел Плавтиана и обращался с невестой со злобной презрительностью.[726] Чувства Домны к невестке, которая стала равной ей по рангу после награждения титулом Августа и прическа которой, по крайней мере на ранних портретах, была похожа на ее собственную, не описаны.[727] Но если свидетельства Диона Кассия верны, Домна имела причины бояться внедрения Плавтиана в свою семью: с самого своего появления на сцене он пытался дискредитировать сирийскую императрицу, даже пытал ее друзей, чтобы получить о ней информацию, которую он мог бы слить в уши императора:

«Плавтиан так сильно влиял во всех вопросах на императора, что часто даже с Юлией Августой обращался в оскорбительной манере; он от всего сердца ненавидел ее и всегда жестоко ругал перед Севером. Он имел обыкновение проводить следствия о ее поведении, а также собирал сведения о ней, пытая знатных женщин. По этой причине она начала изучать философию и проводила дни в компании софистов».[728]

Письменные свидетельства Диона Кассия о том, что Юлия Домна перед лицом преследований со стороны Плавтиана ушла во внутренний мир и философские беседы, стали основой для ее образа, выделяя ее как первую из императорских женщин, реально занимающуюся интеллектуальным делом. Это дополняет знаменитые ремарки, сделанные одним из ведущих литераторов того времени, греческим софистом и близким другом имперского двора Филостратом, который отметил в прологе своей самой знаменитой работы, «Apollonius of Tyana» (биография неопифагорейского философа I века), что в поисках для его работы ему помогала особая личность, сама Юлия Домна, в круг которой он входил: «потому что она любила и вдохновляла все риторические упражнения — она усадила меня за переписку этих работ… и за шлифовку их стиля».[729]

Круг Юлии Домны долгое время был предметом страстных разногласий и дебатов. С одной стороны, его сравнивают с салонами образованных женщин Европы XVIII и XIX веков и описывают как место собраний сливок академического общества эпохи Севера — не только софистов вроде Филострата, но и хорошо известных математиков, юристов, историков, поэтов и врачей.[730] Против существования такого знаменитого салона свидетельствует то, что Филострат, единственный наш древний источник, упоминавший о таком круге, называет лишь одного его члена — софиста и риторика по имени Филиск из Фессалии, который «примкнул к кругу математиков и философов вокруг Юлии и получил от нее, с согласия императора, место риторика в Афинах».[731] Как доказывают важные исследования, личности многих других вероятных членов кружка Домны, включая Диона Кассия и Галена, предполагались только по утверждению историка XIX века, который составил гипотетический список, но чьи догадки впоследствии цитировались другими учеными как факт.[732]