Читать книгу "Дивизия особого назначения. Пограничники бывшими не бывают! - Фарход Хабибов"

Вот слышен треск-грохот моторов, едут, Артурас вальяжно выходит на центр дороги, подняв ладонь, типа «Хальт на хрен». Подъезжая к Артуру, колонна останавливается, всего четыре грузовика под охраной трех мотоциклов (только два байка с пулеметами). С переднего мотоцикла выскакивает лейтенантишко Вермахта и, подбежав, начинает чего-то трындеть подобострастно, Круминьш в ответ жестко и как-то невежливо втюхивает свое летехе, да с видом Батыя, дающего ярлык на княжение какому-нибудь задрипанному князьку из Мухосранского княжества. Затем Артур делает знак мне и другим типа мотоциклистам ФЖ[246], и мы передергиваем синхронно затворы. Летеха умнеет не по дням, а по мгновениям (немчура фельджандармерии боится сильней, чем красноармейцев), и подзывает своих архаровцев, те сруливают и с байков и тачил, и, построившись, вся дюжина немцев начинает готовить документы.

– Ахтырмурза[247], – кричит непонятную немцам команду Артур, и из укрытия, дзенькая, летят стрелы, безжалостно разрывая грудные клетки и брюшные полости немцев. Десять луков выпустили по три-четыре стрелы, секунды за две, и все, амбец, колонна наша, разворачиваем ее, трупы фашистов относим в лес, снимаем прикид (жалко, шмотки в партизанской жизни вещь нужная), и уже спокойно едем к ДОТу. Кстати, немцы ничего понять не успели, ну не учил Вермахт к отражению атаки луками, с танками фашисты бороться умели, с укрепленными районами боролись успешно, но, как говорится, на каждую старуху бывает прореха (извините, проруха), и провалились гитлеровцы в ту самую прореху. Как космолет в черную дыру, быстро и навечно.

Когда до ДОТа остается километр (ну, может, чуть больше), глушим моторы и выгружаемся с машин и, запрятав/замаскировав грузовики, повозки и другое имущество (кто скажет, что оно нажито нечестным трудом, получит по промежутку) в лес, бронетехнику тоже активно заныкали-замаскировали, и дальше двигаемся пешком, в роли разведки, впереди беспилотными (сорри, бесплотными) духами двигаются «бесшумники».

Разведав посты, Акмурзин подходит ко мне и шепотом говорит:

– Товарищ старший лейтенант, у немцев пять часовых, мы готовы к атаке, разрешите начать?

– Давай, Акмурзин, сам знаешь, что нам желательно поменьше шума.

И тот, кивнув, растворяется в сумерках, ползу за ним, вот слышно, как дзенькают луки, слышны глухие удары, немецкие часовые получают по нескольку стрел и, падая, издают эти глухие звуки (нам на фрицев стрел не жалко, мы ребята щедрые). Последняя стрела контрольная, и часовые ее получают, уже падая от первых. Так вам, суки! Представляю, что они успели почувствовать перед смертью, монголы в свое время до германских племен не дошли, но мы восполним этот пробел истории.

Затем «бесшумники» стремительно рванули в ДОТ, пуляя во все, что подозрительно, своими тростинками-камышинками, за ними по знаку Акмурзина и все остальные полетели тоже. Отсылаю красноармейца, представившегося шепотом Павлом Епишкиным, за транспортом с провиантом и боеприпасами, сам бегу за наступающими.

Все, ДОТ наш, немцы перебиты, в каземате спят (продирают уже глазки) пленные бойцы РККА, которые тут грузчиками работали, сонный немец монгольскому лучнику не мишень, то есть мишень, но легкая, скажем, лакомая добыча, деликатес, блин. Под охраной выводим бывших пленных красноармейцев на улицу, пусть затаскивают внутрь провиант и отбитые боеприпасы. Немцы перебиты, в плен спросонья попали три немца: два рядовых и один унтер.

Круминьш, как учили в Абвере, начинает кошмарить унтера, ему помогает какой-то монголообразный боец из крепостников, его личико просто как галоперидол действует на унтера. Унтер не может отвести взгляд от лица сына степей и его сабли, ага, старый прием, «времен колчаковских и завоеванья Крыма»[248].

– Ты кто? – спрашиваю у азиата.

– Красноармеец Мингбаев Йигитали, – отвечает тот.

– Киргиз? – уточняю его нацию.

– Йук ака, мен узбек[249]. – Тут все уже знают, что я розмовляю не только на российской, но и на узбекской, ну и на таджикской мовах.

– Ундай булса бир немисни куркитгин, сени вахший деб уйлаб, хаммасига рози булади[250].

– Бажарамиз, командир ака[251].

Йигитали делает такие рожи, что Фредди Крюгер, все живые мертвецы, все зомби и все вампиры в сторонке курят More с ментолом. На немца действует, и он просит Круминьша избавить его от монголоида. Тот говорит, что дикаря сегодня не кормили и он хочет вкусить арийского мясца, эти глупости падают на благодатную почву геббельсовско-риббентроповской антиазиатской пропаганды, и унтер близок к произвольной дефекации, изо всех отверстий.

А я, смилостивившись над гансом (или фрицем, я ж не знаю его имени, не представился сцуко, да и не до того ему было), отсылаю Йигитали в другой каземат и прошу Круминьша перевести унтеру следующее:

– Сидишь у телефона, отвечаешь на звонки от начальства, скажешь что-нибудь, что может нам навредить, Шырмюгыдир (типа имя у Йигитали такое, даже я не выговорю, для немца вообще как запретное имя бога смерти) закусит тобой.

Немец в оргазме, согласен на все, хоть гопака сбацать, аккомпанируя щелканьем своих зубов от страха, ну или «Катюшу» исполнить, не зная ни слов, ни мотива.

Затем назначаем часовых и сменщиков (сегодня пусть подежурят саперы), а через часок, когда пленники уже перетаскали груз, ложимся спать, машины уходят с приказом пока затаиться к резерву. Свободные саперы (от дежурства) стали протягивать телефонную линию в лес, к резервистам. А я составляю донесение полковнику, затем зашифровываю (перевожу на таджикский), и радист стучит своим девайсом, отсылая маляву в штаб, там, в штабе, дежурит Мунавваров, парень с Куляба, он переведет на русский язык, фашисты хрена проссут, «энигма» отдыхает.

Потом ложимся спать, ДОТ наш, ждем вас, немцы, с утра – добро обжаловаться, или разжаловаться? Фигня, главное «Милости просим», причем именно в смысле Ильфа и Петрова – у них этот «Милости просим» похоронная контора. Всё теперь, все свободные, спать на фиг, сил набираться. Сам звоню Абдиеву, того зовут к телефону и я, им в лес, тоже объявляю отбой. Ждем, что готовит нам 12 июля.

Глава XIX

«УР-62 дает жару»

12 июля 1941 года, где-то в Белоруссии (одно из укреплений УР-62)

Просыпаюсь в 4.00, где-то ранее писал о внутреннем будильнике, он меня и мобилизовал сегодня на боротьбу с ворогом, сразу звоню абдиевцам, трубку поднимает сонный дежурный.