Читать книгу "От грозы к буре - Валерий Елманов"

– Оно, конечно, без покаяния душу христианскую негоже в ирий отправлять, одначе поспешить бы тебе надо.

– Ночь длинная. Куда тебе торопиться-то? На сук?

– Когда я на нем болтаться буду, тебя уже давно черви сожрут, – огрызнулся Гремислав. – А спешу я, потому как еще потрапезничать собираюсь. Вон у вас сколько снеди с собой, а господь велел делиться. Не пропадать же добру попусту. Ну, будя тут с вами рассусоливать.

Он поднял руку кверху, намереваясь отдать команду своим стрелкам, но в это мгновение откуда-то из-за спины стоящей у костра парочки раздался громкий женский голос:

– Не спеши, Гремислав. Нынче мое время наступило трапезничать.

Константин и ведьмак невольно оглянулись. У противоположного края полянки неподвижно стояла женщина. Ее некогда белый саван, сейчас изрядно перепачканный землей, легко колыхался на невидимом ветру, хотя Константин готов был поклясться, что не чувствует даже малейшего дуновения. И сразу на всех присутствующих пахнуло нестерпимо удушливым, тошнотворно сладким запахом тлена и разложения.

Женщина приблизилась, и Константин с ужасом узнал в ней Вассу. Шла она, почти не касаясь земли. Губы и подбородок ее были запачканы чем-то алым, а рот кривился в злой усмешке.

Она миновала, не останавливаясь ни на мгновение, стоящих возле костра, сделала еще три шага и, остановившись в нескольких метрах от всадников, хищно провела по губам синеватым распухшим языком. Усмешка на ее лице стала еще шире, отчего уголки рта лопнули, не выдержав такого натяжения, и это было последней каплей, вызвавшей жуткую панику.

Дико ржали кони, вырывая поводья из рук всадников и стремясь ускакать куда угодно, лишь бы подальше от надвигавшейся на них нежити. Три стрелы все же просвистели в воздухе, но с поднявшихся на дыбы коней промахнулся бы и самый меткий лучник.

– А-а-а!

– Упырь!

– Спаси, сохрани и помилуй!

– Гремислав, иуда, куда ты нас привел?!

– Мамочка, родненькая, маманюшка моя! – верещал тоненьким голоском, убегая без оглядки в мрачную лесную чащобу, бородатый широкоплечий мужик.

Константин не знал, как там Маньяк, но что до него самого, так он тоже с радостью бы ударился в бега куда глаза глядят, но ноги стали будто ватные. Они и на месте-то стоять не хотели, то и дело подгибались, куда уж там в бег ударяться.

Так он и стоял, оцепенело взирая на паническое бегство всей разбойничьей шайки Гремислава, пока с поляны не исчез самый последний из них. Сама Васса таким же мерным неторопливым шагом спокойно дошла до ее края, после чего повернулась к Константину. Она поднесла руку к лицу, медленно вытерла саваном свои кроваво-красные губы и выдохнула:

– Даже ведьма, княже, добро завсегда помнит. Не ведаю, какое воздаяние меня ждет за зло, при жизни содеянное, но хоть после нее нашелся добрый человек – уберег. Ныне же я тебе, княже, долг свой сполна уплатила, до последней куны. Не так мне с тобой, конечно, повстречаться хотелось бы, да, может, оно и к лучшему. А то, глядишь, не удержалась бы и впрямь приворожила.

Князь молчал, продолжая оставаться в каком-то странном оцепенении. Васса понимающе улыбнулась, глядя на лицо Константина:

– Не баская я в таком-то наряде да с такой рожей, верно? – и, не дождавшись ответа, заметила: – Ан и ты, княже, плоховат ныне. На глазах темнота в тебя вступает. Совсем скоро в тебе от тебя самого ничего не останется. Но в этом уж, извиняй, я тебе помочь не в силах.

– Я понимаю, – кивнул Константин. – Жаль только, что с друзьями попрощаться не успею.

– Кто знает. Может, и успеешь, – загадочно вымолвила Васса.

– А что… там? – помедлив, спросил Константин.

– Известно что, – хмыкнул ведьмак. – Муки вечные с чертями рогатыми.

– Ты этих сказок в церкви наслушался поди, Маньяк, – невесело усмехнулась Васса. – Нет, милый. Попам, понятное дело, лишь бы людишек запугать, чтоб грехов творили помене. Они и соврут – недорого возьмут. На самом-то деле все и попроще, и помудрее, – построжела она лицом и вновь обратилась к князю: – Только ты об этом не думай. У тебя дорожка иная. Наособицу от всех прочих.

– А какая?

– То мне неведомо, – пожала она плечами, и силуэт ее, поначалу отчетливо видимый, особенно на фоне черной мрачной чащобы, стал как-то неспешно растворяться в воздухе. – А поцелуй твой, княже, я век не позабуду. Пока душа моя жива, кою ты уберег, завсегда помнить буду – и тебя, и уста твои сахарные. А ты, ведьмак, не прав тогда был, – торопилась она договорить. – Князь мудрее оказался. За сумерками не всегда ночь наступает, иной раз и рассвет грядет. Ты про рассвет почаще вспоминай, княже, пока еще силушка осталась… Ныне же прощевайте. Не свидеться нам более на этом свете.

Глава 19Да будет свет

Бог мой, это не ропот.

Кто вправе роптать?

Слабой горсти ли праха рядиться с тобой?

Я хочу просто страшно, неслышно сказать:

Ты мне дал, я не принял дороги иной…

С. Лукьяненко

– С того времени мы здесь и торчим, – закончил свой рассказ Константин. – Вот только спать я себе почти не даю. Так только, урывками. И все равно худо. А спасения не вижу.

– Ну и что ты теперь думаешь делать? – осведомился наконец Славка, прервав тягостное молчание, почти физически нависшее над сидящими.

– Выбор невелик, – задумчиво протянул Константин. – Один, без Маньяка, я и пары часов не вытяну. Спать все время хочется, а нельзя. Ведьмак сказал, что этот сон последним может стать. Двоих же нас – меня и твоего спецназовца – ему не потянуть. Он ведь тоже не бог, а ведьмак обыкновенный.

– Это все он тебе сказал? – уточнил Вячеслав.

– Да. Только он, когда говорил это, имел в виду, что от паренька надо отказаться… Только в этом как раз смысла и нет. Лишь отсрочка моего приговора. А Николке еще жить да жить. Тем более что должен я ему. Да и не только я один – все княжество. Если бы он не сумел в первый же вечер Мстислава ко мне на разговор пригласить, их бы вдвое больше под Ростиславлем оказалось.

– Все равно мы бы победили, – упрямо заметил Минька.

– Может, и так, – не стал спорить Константин. – Вот только кровушки пролилось бы не в пример больше. Что с их стороны, что с нашей. Но сейчас не об этом речь. Вот ты бы сам на моем месте как поступил? – обратился он к другу.

– Парнем пожертвовать ради твоего спасения было бы можно, – медленно произнес воевода. – Звучит неприятно, зато целесообразно. Беда в том, что это, как ты сам сказал, лишь отсрочка приговора. Так что тут я не советчик – тебе решать. Одному тебе. Только ты для начала сам с собой определился бы.

– Это как? – не понял Константин.

– Реши, кто ты на самом деле, – сумрачно пояснил воевода. – Учитель истории Константин Орешкин или русский князь. Определишься – тогда и решение принимать можно. Коли учитель – уходи. Все равно не справишься. А если Рюриковичем себя посчитаешь – тогда…