Читать книгу "Вампиры - дети падших ангелов. Реквием опадающих листьев - Ирина Молчанова"

— Кира не помешает?

Но девочка сама тут же поднялась и, пробормотав: «У меня есть дела», удалилась.

Катя присела на кровать. И осторожно, а потом все смелее и смелей заговорила. Мальчик ее выслушал.

— Никто не вправе советовать, как тебе поступить.

— Мне нужно, чтобы ты мне сказал.

— Я не могу.

Катя обхватила голову.

— Помнишь тех девушек, которых убили на моих глазах?

Он кивнул.

— Я не могла простить не их смерть, а свои воспоминания о том, что я была на месте жертвы, и Лайонел поступил со мной безжалостно. Понимаешь? Я способна на жестокость, меня беспокоят только собственные чувства.

— Неправда, — возразил Йоро.

Он сжал ее руку.

— Ты хочешь, чтобы я сказал, что ты можешь поступить, как предложил Лайонел?

— Не знаю, — честно призналась Катя. — Когда он говорит о чем-то, кажется все так просто, ему хочется верить. На него так легко положиться, зная, что он все устроит в лучшем виде.

Мальчик грустно улыбнулся.

— Да, Катя, тем и отличаются две веры. Дьявол тебе подставит свое плечо, а до плеча Бога каждый должен дотянуться сам.

Девушка издала жалобный стон.

— Я не могу причинить своим родителям такую боль.

— Значит, ты переложишь ее на кого-то другого, — ровно произнес Йоро. Он по-прежнему сжимал ее руку и ласково смотрел — не осуждал, не сердился.

Катя опустила глаза, до чего ей стало стыдно смотреть в его милое родное лицо.

— Я не заслуживаю… За что ты меня любишь?

— Я люблю тебя за твое неравнодушие. Кира говорит, все твои поступки носят искупительный характер, а потому не могут считаться истинно добрыми. Но я думаю, всем, кому ты помогла, нет никакого дела, что побудило тебя не пройти мимо. — Йоро улыбнулся. — А Лайонел ответил бы тебе так: «Он эгоист, как и все, ты его спасла, и он благодарен тебе».

— Просто благодарность — она не такая, — возразила девушка. — Твоя любовь мне очень дорога.

Он наклонился и, коснувшись макушкой ее головы, тихо сказал:

— Какой бы выбор ты ни сделала, это твой выбор. Тебе с ним не жить — с ним тебе идти на Суд.

Девушка закусила губу.

— Мне страшно. Может потому мне и хочется, чтобы кто-то принял за меня трудное решение…

Мальчик погладил ее по руке.

— Значит, свой главный выбор ты сделала верно. Вильям как-то сказал тебе словами одного поэта, что может «за тобой идти по чащобам и перелазам, по пескам, без дорог почти, по горам, по любому пути, где и черт не бывал ни разу!» Но тебе это не нужно. А Лайонел готов «за тебя принять горечь злейших на свете судеб». Взять на себя все твои грехи. И он сделает то, без всяких просьб. Ему ты можешь вверить свою руку, закрыть глаза и смело идти за ним. Он не оступится сам и тебе не позволит.

Он брел вдоль Университетской набережной, медленно вдыхая влажный воздух и глядя в туманной дымке на золотой купол Исаакиевского собора, выглядывающего из-за деревьев. От глади Невы с мутным отражением фонарей поднимался пар. Листья, распростертые по мокрому асфальту, смиренно смотрели из луж в серовато-черное небо, где в тучах с серебристой каймой прятались звезды.

Вильям поднял голову и улыбнулся. Кажется, за все пятьсот лет ему не было еще так хорошо. С того дня, как впервые посмотрел на брата чуть дольше и почувствовал нечто большее, чем тоску по былым отношениям, он словно носил на сердце тяжесть гранита всего города. Было и тошно от самого себя, и страшно, и предательски хорошо от своих пагубных мыслей. В один день он жаждал, чтобы Лайонел, наконец, все понял, в другой — сильнее всего на свете этого боялся.

Переступая вчера порог его кабинета, Вильяму казалось, в голове у него стоит неумолкаемый крик: то ли о помощи, то ли с признанием. От Лайонела только вышла Катя. Они были близки, об этом говорил наэлектризованный страстью воздух, прозрачно-голубые глаза, в которых точно ледяные края растаяли тонкие розоватые шрамы на груди брата. Тот все еще находился в полувоз- бужденном состоянии.

Вильям провел зубами по нижней губе. От воспоминания о прикосновении губ с крепким ароматом первых морозов внутри все холодело. В миг, когда брат слизнул его кровь, у него сердце ожило. Оно ударилось ровно три раза, болезненно, сильно, и вновь замерло.

Сперва ему показалось, Лайонел хотел лишь посмеяться над ним, а потом понял, что тот решил, облегчить ему мучительное признание. Как всегда взял на себя самое трудное, брат сделал за него шаг, который он сам никогда бы не осмелился сделать.

И стало легко, исчезла из сердца тяжесть гранитных плит. И вовсе он не сошел с ума от любви к собственному брату. Лайонел и объяснение всему запросто подобрал: «Апофеоз падения ангела» — только и всего. Что может быть проще?

Вильям еще никогда не испытывал к кому-то такой всепоглощающей благодарности. Он являлся настоящим трусом, ему требовалось оправдание.

А что до его ангела…

Молодой человек вздохнул. Как же так вышло, что падение началось до встречи с бесом?

Он как безумный, слепой ревновал Катю, даже на миг не в силах представить, кого на самом деле ревнует. Все чувства и эмоции оказались множеством частичек от одного большого безумства. И он знал имя ему. У его Безумства были глаза цвета льда, а вместо стука сердца играла музыка.

Вильям остановился.

Он умирал от зависти, что не ему выпал шанс слышать ее.

На Памятном знаке «Послание через века» в виде огромной гранитной раскрытой книги лежала Бесс. Между страниц, как закладка. На груди у нее покоился потрепанный томик «Капитала» Маркса, Глаза девушки были закрыты, в ушах наушники, куртка полурасстегнута.

Бесс находилась либо в сильном алкогольном опьянении, либо под кайфом. На шее ее темнели засосы. Вряд ли их оставил дьявол. Скорее какой-то юный и пылкий.

Молодой человек присел на гранитный край книги — отсюда открывался прекрасный вид на Медного всадника и Исаакиевский собор, до половины скрытый желтыми кронами деревьев.

Девушка шевельнулась, ресницы задрожали, но она не пробудилась. Глядя на нее, такую потерянную, беззащитную, в полном беспамятстве после развлечений с кем-то, в нем боролись злость, ревность, нежность и страсть.

Даже такой, чужой, оскверненной, она ему нравилась, возбуждала, заставляла его дышать через раз. Она сказала ему, что любит. Какой же странной была ее любовь — жестокой, безжалостной, эгоистичной, свободной.

Он смотрел на ее губы и думал, сколько мужчин их ласкали, сколько рук прикасалось к этому гибкому, красивому телу. Перед глазами пронеслись фотокарточки, где Лиза — маленькая девочка, которая не любит фотографироваться и все время отворачивается. Что за жизнь она прожила? Ее комната была пуста, ее друзья грубы и неотесанны, ее любовники все слишком разные, ее преподаватели щедры на хорошие отметки, ее отец устал. Она сама точно закладка в любимой книге дьявола. А теперь и в книге вампиров, где точкой должна стать ее смерть.