Читать книгу "Путешествия и приключения капитана Гаттераса - Жюль Верн"

Так прошло полмесяца после победы над медведями. Весна брала свои права. Термометр поднялся до нуля, по оврагам гремели ручьи, и бесчисленные потоки сбегали каскадами по склонам холмов.

Доктор расчистил один акр земли и засеял его кресом, щавелем и ложечной травой – антицинготными растениями. Из земли уже выползли маленькие зеленые листочки, как вдруг снова ударил мороз.

За ночь, при жестоком северном ветре, термометр опустился почти на сорок градусов и показывал –8F[58]. Все замерзло, птицы, четвероногие, земноводные исчезли как по мановению волшебной палочки, тюленьи отдушины затянулись льдом, трещины на ледяных полях сомкнулись, лед вновь стал твердым, как гранит, а струи каскадов, схваченные морозами, застыли прозрачными хрустальными лентами.

Эта внезапная перемена произошла в ночь с 11 на 12 мая. Бэлл чуть не отморозил нос, выставив его на жестокую стужу.

– Эх, полярная природа! – воскликнул слегка озадаченный Клоубонни, – что за штуки ты выкидываешь! Делать нечего, придется мне снова заняться посевами.

Гаттерас отнесся к этой перемене не так философски, как доктор, – ему не сиделось на месте. Но волей-неволей приходилось выжидать.

– Морозы зарядили надолго? – спросил Джонсон.

– Нет, друг мой, – ответил Клоубонни. – Это последний натиск зимы. Мороз здесь полновластный хозяин и не уйдет без сопротивления.

– Однако здорово он защищается, – заметил Бэлл, потирая нос.

– Да! Но я должен был это предвидеть, – сказал доктор, – и не тратить попусту семян, как какой-нибудь неуч, тем более что можно было бы дать им прорасти на кухне у плиты.

– Как, – спросил Алтамонт, – вы могли предвидеть это похолодание?

– Конечно, хоть я и не пророк. Надо было поручить мои посевы покровительству святых Мамерта, Панкратия и Сервазия, память которых празднуется одиннадцатого, двенадцатого и тринадцатого числа текущего месяца.

– Скажите на милость, – воскликнул Алтамонт, – какое влияние могут оказать эти три святых мужа на погоду?

– Очень даже большое, если верить садоводам: они их называют тремя студеными святыми.

– По какой же это причине, позвольте спросить?

– Потому что в мае месяце периодически наступают холода, и заметьте: наибольшее понижение температуры наблюдается между одиннадцатым и тринадцатым числом.

– Факт действительно любопытный, но как его объясняют? – спросил Алтамонт.

– Его объясняют двояко: или прохождением в эту пору года большого числа астероидов между землею и солнцем, или просто-напросто таянием снегов, которые при этом поглощают огромное количество тепла. И то и другое объяснение правдоподобно. Но следует ли их принимать безусловно? Ответить на это я не берусь. Как бы то ни было, я не могу сомневаться в самом факте. Я упустил все это из виду и… погубил посевы.

Клоубонни оказался прав. По той или другой причине, но до конца мая стояли сильные холода. Пришлось отказаться от охоты не столько из-за морозов, сколько из-за отсутствия дичи. К счастью, запасы свежего мяса еще далеко не истощились.

Жители ледяного дома снова были обречены на бездействие. В течение двух недель, с 11 по 25 мая, их монотонная жизнь ознаменовалась лишь одним событием: плотник неожиданно заболел тяжелой ангиной.

Доктор сразу же определил эту страшную болезнь по его сильно распухшим, покрытым налетом миндалинам. Но тут Клоубонни был уже в своей стихии, и болезнь, застигнутая врасплох его искусной тактикой, должна была быстро отступить. Лечение было очень простым, а аптека – под рукой. Доктор клал в рот пациенту небольшие кусочки льда, через несколько часов опухоль начала спадать, налеты исчезли. Сутки спустя Бэлл уже был на ногах.

Всех удивлял такой простой способ лечения.

– Это страна ангин, – поучал Клоубонни, – поэтому необходимо, чтобы рядом с болезнью находилось и лекарство.

– Лекарство-то лекарством, но главное лекарь! – добавил Джонсон, в глазах которого доктор поднялся на недосягаемую высоту.

Клоубонни решил на досуге серьезно поговорить с Гаттерасом. Необходимо было отговорить капитана от намерения подняться к северу, не захватив с собой ни шлюпки, ни лодки, ни куска дерева, на которых можно было бы переправиться через залив или пролив. Верный своим принципам, капитан ни за что не соглашался плыть в шлюпке, сделанной из остатков американского судна.

Доктор не знал, как приступить к делу, между тем необходимо было быстро принять какое-то решение: в июне пора было двигаться в путь. Долго раздумывал он об этом, наконец, отведя в сторону Гаттераса, ласково спросил его:

– Скажите, Гаттерас, вы считаете меня своим другом?

– Конечно, – горячо ответил капитан, – лучшим, можно сказать единственным другом!

– Если я вам дам один непрошеный совет, – продолжал Клоубонни, – то поверите ли вы, что я даю его от чистого сердца?

– Да, потому что вы никогда не руководствуетесь эгоистическими соображениями. Но в чем же дело?

– Погодите, Гаттерас, я хочу вам предложить еще один вопрос. Считаете ли вы меня добрым англичанином, которому, как и вам, дорога слава и честь своей родины?

Гаттерас в недоумении посмотрел на доктора.

– Да, – отвечал он, – но почему вы меня об этом спрашиваете?

– Вы стремитесь к Северному полюсу, – продолжал Клоубонни. – Я понимаю ваше честолюбие и разделяю его, но, чтобы достигнуть цели, надо сделать все, что от вас зависит.

– Что ж, разве до сих пор я не жертвовал всем для успеха своего дела?

– Нет, Гаттерас, но вы не пожертвовали своими предубеждениями и сейчас отвергаете средство, которое совершенно необходимо для дальнейшего продвижения.

– А! – воскликнул капитан, – вы говорите о шлюпке и об этом человеке?

– Давайте рассуждать спокойно, Гаттерас. Рассмотрим вопрос с разных сторон. Весьма возможно, что земля, где мы провели эту зиму, не простирается до самого полюса, до которого остается еще шесть градусов. Если сведения, которым вы до сих пор доверяли, окажутся правдивыми, то летом мы должны встретить на пути свободное ото льдов море. Теперь я спрошу вас: что мы будем делать, когда увидим перед собой свободный и благоприятный для плавания Северный океан, если у нас не окажется средств его переплыть?

Гаттерас молчал.

– Неужели вы остановитесь в нескольких милях от полюса только потому, что не на чем будет до него добраться?

Гаттерас уронил голову на руки.

– А теперь, – продолжал доктор, – рассмотрим вопрос с точки зрения морали. Я понимаю, что каждый англичанин готов пожертвовать жизнью и состоянием для славы своей родины. Но если шлюпка, сколоченная из досок, взятых с американского судна, с корабля, потерпевшего крушение и потерявшего всякую ценность, – если такая шлюпка, говорю я, пристанет к неизвестному берегу или пройдет неисследованный океан, то неужели это умалит славу совершенного вами открытия? Если бы вы нашли на этих берегах брошенный экипажем корабль, неужели вы не решились бы им воспользоваться? Разве не главе экспедиции принадлежит вся честь открытия? Теперь я спрошу вас: не будет ли такая шлюпка, построенная четырьмя англичанами и управляемая экипажем, состоящим из четырех англичан, английской шлюпкой, от киля до кончика мачты?