Читать книгу "Упрямый Галилей - Игорь Дмитриев"

Сообщение в «Avvisi» встревожило Галилея, который время от времени занимался составлением гороскопов[713]и не далее как 26 мая 1630 года был на обеде в доме Р. Висконти, где присутствовал и Моранди[714]. Более того, в 2800-страничном деле Моранди фигурировали несколько писем аббата тосканскому ученому, из которых следовало, сколь высоко первый оценивал труды и мнения Галилео. Так, 6 июля 1613 года Моранди послал Галилею полученное из Парижа письмо Франческо Сицци, в котором тот высказывал сожаление о том, что в свое время выступил с критикой галилеевских астрономических открытий. Из письма Стеллути Моранди (начало марта 1626 года) следовало, что последний столкнулся с трудностями в пересылке Галилею экземпляра трактата Кеплера «Tychonis Hyperaspistes»[715](книга была нужна тосканцу позарез, потому как ему не терпелось узнать, что же Кеплер написал о нем, Галилее, в приложении к своему труду)[716].

Поэтому в конце мая или в начале июня 1630 года, встретившись с Микеланджело Буонароти Младшим[717], Галилей попросил того заверить кардинала Франческо Барберини в своей полной непричастности к описанным событиям. 3 июня 1630 года Буонаротти сообщил Галилею, что как только он завел с Франческо Барберини разговор на эту тему, тот его прервал и заявил, что не верит ни одному слову, напечатанному в «Avvisi», и добавил: у Галилея «нет лучших друзей, чем папа и он [Ф. Барберини]»[718]. Урбан и его племянник трезво оценивали ситуацию, и при всей своей мнительности папа понимал, что к этой астрологической истории Галилей отношения не имеет. Однако нельзя забывать, что в то время астрономия и астрология воспринимались, по выражению Томмазо Гарцони, «как сестры, заключенные в тесных объятиях»[719], и на Галилея многие, в том числе и в римской курии, смотрели не как на ученого или натурфилософа, а скорее как на звездочета (или, как выразился Дулей, как на Renaissance magician[720]). Поэтому многие не без оснований опасались, что папская булла 1631 года нанесет серьезный ущерб развитию астрономии в Италии, а возможно, и в христианском мире в целом. Так, Альберто дель Вивайо, флорентийский музыкант и астролог, писал Моранди о том, что антиастрологическая булла Урбана VIII поставит всех, кто занимается наблюдением небесных тел, в тяжелое положение и приведет к ослаблению интереса людей к небесным явлениям. «Я полагаю, – писал флорентиец, – что мало кого волнуют Марс или Юпитер сами по себе, пока знание об их движениях не становятся частью предсказаний»[721]. Однако оценка ситуации Дулеем, по мнению которого «дело Моранди с неизбежностью вело к процессу над Галилеем»[722], представляется мне несколько преувеличенной.

ПАДРЕ МОСТРО

Теперь о главной цели поездки Галилея в Рим – получении цензурного разрешения для издания «Dialogo». Рукопись книги была передана Галилеем лично Риккарди, который, в свою очередь, отдал ее своему помощнику доминиканцу Р. Висконти, питавшему, как уже было сказано, интерес не только к астрономии, но и (главным образом) к оккультизму.

Галилей отправляет во Флоренцию самые оптимистические послания. О его настрое свидетельствует, в частности, письмо камергера великого герцога Тосканы графа Орсо (Артуро) д’Эльчи. «Меня обрадовало, – писал д’Эльчи Галилею 3 июня 1630 года, – что, как вы выяснили, помощник (il compagno) управляющего Апостольским дворцом [Висконти] считает ваше учение (то есть теорию морских приливов и отливов. – И.Д.) истинным и что он даже надеется убедить папу в том, что нет причин быть неудовлетворенным вашим доказательством (per rimuoverlo dala noia сhe dà a S. B.ne la dimostrazione) того, что приливы обусловлены движением Земли»[723]. Иными словами, Галилей надеялся, что сила его доводов в пользу движения Земли окажется столь велика, что Урбану VIII придется признать правильность учения Коперника. Тосканскому же двору Галилей сообщал (и, возможно, сам тому верил), что кое-каких успехов он уже добился.

Но результата цензуры пришлось ждать почти полтора месяца. Наконец, в воскресенье 16 июня 1630 года Галилей получает следующее известие от Висконти: