Читать книгу "Жизнь за трицератопса - Кир Булычев"

Но стены отзывались одинаковым глухим звуком, показывая, что за ними нет никакой пустоты.

Минц устал и уселся у стены, вытянув вперед ноги. Фонарь он выключил.

– Зачем вы потушили свет? – рассердился Лебедянский. – Неужели не понимаете, что мне страшно?

– Мне тоже, – сказал Минц. – И к тому же обидно.

– Обидно?

– Отыскать целого динозавра, и на твоих глазах он гибнет!

– Какой еще динозавр? Куда он гибнет?

– Так нет его больше! Разрушили!

– Как вы можете думать о пустяках! Немедленно продолжайте искать выход. О динозаврах мы поговорим после.

– Боюсь, что никакого «после» не будет.

И Минц произнес эти слова таким тоном, что мэр ударился в жалкий плач.

Так прошло еще несколько минут. Дышать становилось все труднее.

Всхлипывания Лебедянского звучали все тише.

И тогда в почти полной тишине, далекий и слабый, словно шуршание кузнечика, ползущего по скатерти, сороконожки, бегущей по палой листве, послышался звук.

Тук-тук.

Минц кинулся к стене и постучал в ответ. Пауза.

Снова стук снаружи.

Вернее, не снаружи, как сообразил Минц, а изнутри холма. То есть кто-то заточен так же, как и они?

– Что? Кто там? – спросил Лебедянский. – Меня нет!

Минц снова постучал.

И тут товарищи по несчастью поняли его. Они обрушили на стену мощную серию ударов. Минц отвечал им короткими очередями, постепенно приближаясь к тому месту, где перегородка или перемычка между камерами была самой тонкой.

Минц лихорадочно старался вспомнить азбуку Морзе, которую изучил, когда в молодости служил на флоте коком. Но, кроме сигнала «SOS», ничего вспомнить не смог – память уже подводила гения.

Видно, собеседники не знали даже такого простого сигнала. Они колотили бессистемно.

Лебедянский лишь вяло стонал, а потом сообщил Минцу, что умирает, но стонать не перестал. Минц ничем не мог помочь главе города и поэтому поднял с пола осколок камня и принялся царапать им по стене, надеясь когда-нибудь процарапать в ней отверстие.

Но люди по ту сторону стенки были лучше вооружены. По крайней мере, после недолгого молчания они вернулись к стене, и послышались ритмичные уверенные удары.

Это продолжалось не меньше получаса. К тому времени воздуха в пещере почти не осталось, и Минц, чтобы не тратить его понапрасну, улегся на пол и закрыл глаза.

Из забытья его вывела струя свежего воздуха.

Минц с трудом открыл глаза.

В пещере горели свечи – несколько свечей, отчего казалось, что профессор попал на елку, тем более что вокруг стоял такой суматошный и оживленный шум, будто окружающие намеревались пуститься в пляс.

– Объясните! – попытался перекричать окружающих Минц.

И тут в сиянии свечей и фонарей к нему склонилось очаровательное лицо Марины:

– Только не волнуйтесь, Лев Христофорович, все будет в порядке. Мы вас нашли.

– Как? Как вы нашли?

– Все просто, Христофорыч, – отозвался оказавшийся рядом Корнелий Удалов. – Эти голубки меня разбудили…

– Мы с Аркашей беседовали о палеонтологии, – вмешалась Марина. – А когда он меня домой провожал, то увидели, что вы с товарищем Лебедянским на машине в лес поехали, а за вами черного вида джип промчался и в нем известный бандит нашего города…

– Благодетель, – иронически пояснил Удалов.

– Мы – к Корнелию Ивановичу. Корнелий Иванович – пешком в лес.

– Мы пробег совершили, – сказал Удалов. – Для моего пенсионного возраста нечто невероятное! До сих пор отдышаться не могу.

– А навстречу нам джип катит…

– Когда подбежали к пещере, видим, что машина Лебедянского пустая. И это бы еще ничего, но входа в пещеру нет! Вход в пещеру завален. И никаких сомнений – дело рук Вениамина, – закончила Марина.

– Повторите! – послышался слабый голос.

Все обернулись. Анатолий Борисович приподнялся на локте, и глаза его отчаянно сверкали.

– Повторите! – взмолился он. – Вы уверены, что не клевещете на предпринимателя, основателя благотворительного фонда помощи детям матерей-одиночек?

– Что видели, о том и говорим, – грубо сказал Удалов.

– Подлец! – прошептал Толик и лег на пол, чтобы умереть.

Жить ему больше не хотелось. Вернее, хотелось бы, придумай он достойную месть дяде Вене. Но пока ничего не придумывалось.

– Мы потыркались со стороны входа, – сказал Аркадий, – но безрезультатно. Здесь без трех бульдозеров ничего не сделаешь. И тогда Корнелий Иванович сообразил, что в этом холме есть другие пещеры.

– То есть другие динозавры, – пояснила Марина.

– Я их повел в соседнюю пещеру, которую с детства помню, – пояснил Удалов.

– Очень интересно, – сказал Минц. – И там тоже помпейский динозавр?

– Без сомнения, – ответил Удалов. – Рассказывать дальше?

– Конечно!

– Мы сообразили, что стенку между пещерами нам никогда не прошибить. Что делать будешь? В город бежать за ломами? А что, если вы за это время задохнетесь?

– Мы были к этому близки, – признался Минц.

– И тут мы слышим – народ шагает, – сказала Марина.

– Притом многочисленный и хорошо снабженный для раскопок.

Народ, о котором шла речь, между тем начал собираться в дорогу. Люди, спасшие Минца, подходили к нему по очереди, жали руку, желали здоровья и счастья в работе и личной жизни.

– Ну, мы пошли, – говорили они, – работа не ждет. Человек должен сам ковать свое счастье.

Один за другим люди потянулись к дырке в стене и исчезли в темноте.

– Кто же они? – спросил Минц.

– Кладоискатели, – ответил Удалов. – Отсюда километрах в десяти проходит симпозиум кладоискателей. Со всей России съехались.

– Но почему у нас? – удивился Минц.

– С каждой находки – поступление в городскую казну, – раздался голос Лебедянского. – У нас здесь открытая кладоискательская зона. Привлекаем капитал.

– Но их-то что влечет?

– Ох, Лев Христофорыч, – вздохнул Удалов. – Забыл, что ли, про разбойника Крутояра, который зарыл под обрывом реки Гусь у Гавриловой заимки по-над Ксенькиным омутом свой сундук с драгоценностями во второй половине восемнадцатого века?

– Но это же легенда!

– Для кого легенда, а для других – трезвая реальность, – ответил Удалов. – Не читал ты в газете «Гуслярский триколор» о находке по-над Ксенькиным омутом кольца со смарагдом? Крупнейшие специалисты исследовали кольцо и постановили, что оно принадлежало поэту Гавриле Державину, которого крутояровцы ограбили в мае 1768 года, оставив ему только шапку, чтобы не застудил своего главного дарования.