Читать книгу "Чистая речка - Наталия Терентьева"

– Что? – спросила она, улыбаясь.

Улыбка меня даже немного успокоила. Кажется, ее отпустило. Сейчас я ей все объясню, нормальными человеческими словами.

– Я хотела с вами поговорить.

– У меня занятие, жди за дверью, – сказала Вульфа. – Выйди, пожалуйста.

Я кивнула. Ладно, по крайней мере, не ругается.

Я посмотрела на часы на стене. Еще полтора часа до конца. Я так хотела есть, что мне уже было плохо от голода. Может, спуститься в столовую, попросить хлеба… Или потерпеть, выпить еще воды… Дверь неожиданно распахнулась. Вульфа, оглядываясь, быстро вышла из класса, неплотно прикрыла дверь и встала рядом со мной. Я сидела на корточках, увидев ее, поднялась.

– Говори, – сказала Вульфа, щурясь и смотря мимо меня.

На самом деле она вполне симпатичная. Когда стоишь рядом, видишь трогательные веснушки на носу. Только одно ухо все проколото. Вульфа, если и носит, то по одной большой висячей сережке в каждом ухе, а остальные дырки когда-то проколола, по глупости, наверно, и теперь в левом ухе у нее десять или одиннадцать дырок по всей раковине. Очень страшно.

– Говори! – громче и довольно нервно повторила Вульфа. – Что ты хотела сказать?

– Заберите, пожалуйста, заявление из прокуратуры.

– Какое заявление? – как будто удивилась Вульфа.

– О том, что… – Я замялась. А вдруг это не она? Откуда все знают, что это именно Вульфа написала?

– О том, что – что? – задиристо сказала Вульфа. – Что ты, – она понизила голос, – маленькая тварь, спишь с учителем? Это заявление?

Я неуверенно кивнула.

– А зачем я буду забирать заявление? Пусть его посадят. Подонки должны сидеть в тюрьме. Ты еще что-то хотела спросить?

Я посмотрела на Ларису. Ведь есть наверняка какие-то слова, которые она услышит. Только я не знаю какие.

– Лариса Валерьевна…

– Вольф-ган-говна! – четко выговорила Вульфа. Мне было не до смеха, но хорошо, что ее сейчас не слышала, например, Лерка, обожающая такие беспроигрышные шутки.

– Я хотела вам сказать… попросить… всё не так…

– Мне не о чем с тобой, маленькая шлюшка, разговаривать, – сказала Вульфа. – Если Виктор Сергеевич хочет что-то мне сказать, он знает, где меня найти.

– Я вообще, знаете, встречаюсь с Пашей Веселухиным, – сказала я, надеясь, что это ее убедит.

– Ах! – ядовито воскликнула Вульфа. – Как красиво ты это называешь! Значит, правильно я думаю про тебя – шлюшка и есть! Еще и с Пашей! Ну и как? С кем больше нравится?

Я опустила голову. Зря я это сказала.

– Что ты стоишь? Что тебе еще надо? – продолжала наступать Вульфа.

– Можно я заберу свои вещи?

– Какие у тебя есть вещи? – удивилась она.

– Два холста, неоконченный рисунок, кисти, краски… Мне их шеф присылала…

– Пошла вон отсюда! – сказала Вульфа и вернулась в класс.

Иногда мне жалко, что я почти не умею плакать. Умею, но слезы у меня появляются редко. Я столько раз видела, как девчонки наревутся, все изревутся так, что лица на них нет, и им становится легче. Я сейчас шла из школы с тяжелым, невероятным ощущением, что у меня на груди лежит какой-то груз. Сумка висела на плече, а тяжело было в груди. Тяжело, тошно. Как же быть? Куда мне деться?

Ноги меня куда-то вели, я поняла куда. Я шла к дому отца Андрея. Его дом – на территории церкви, но я хотела не Богу рассказать, а человеку. Чтобы он дал мне какой-то совет, как поступить.

Во дворе никого не было, в помещении церкви две женщины быстро и ловко собирали огарки свечей и оттирали с огромных золоченых подсвечников следы воска.

Я походила по церкви. Святые с икон смотрели на меня укоризненно. Я нашла в кармане мелочь, опустила в щелку и взяла тонкую свечку. Поставила ее у иконы Богородицы, у которой мне как-то лучше всего было в прошлые разы. Там, где как будто распахивалась дверка в другой мир. Сейчас ничего не распахнулось. Никаких слов в голове не появилось. Я на всякий случай прочитала «Отче наш», но ничего не изменилось. Тяжесть в душе была та же, мысли так же не могли успокоиться. Куда мне деваться и как мне быть?

Я вышла из церкви и подошла к дому отца Андрея. Нет, конечно, подняться и позвонить я не решусь. Неудобно. Вдруг откроет его жена и тоже скажет: «Маленькая шлюшка…» Не знаю, говорят ли так жены священников, но они ведь как раз много думают о нравственности, скорей всего…

Я села на лавочку и решила его дождаться. Хлеба в столовой не было, воды я попила и уже есть не хотела – перехотела. Только чувствовала сильную слабость, как бывает, когда долго танцуешь без отдыха на занятиях, и ноги потом не держат. На улице было как-то стыло, промозгло. Ноги у меня замерзли, надо было бы походить, чтобы согреться, но сил не было.

Я поджала ноги под себя, завернулась поглубже в куртку и стала считать до трехсот. Я загадала – если до трехсот или хотя бы до пятисот отец Андрей не выйдет, я ждать не буду, пойду на автобусную остановку. Денег у меня на билет не было, но я попробую договориться с водителем, смотря какой попадется. Потому что идти всю дорогу сегодня у меня просто нет никаких сил. Да и скоро стемнеет. А если я похожа на шлюшку, ко мне обязательно кто-нибудь опять привяжется. Серафима часто говорит: «Дерьмо к дерьму липнет». Не знаю, так это или нет, вообще-то дерьмо – настоящее – ко всему липнет… Мысли у меня стали путаться, я чуть было не уснула на лавочке.

– Руся! – окликнул меня мужской голос.

Я подняла голову и обрадовалась. Сильно потерла щеки и глаза, чтобы проснуться.

– Отец Андрей…

– Смотрю – знакомая фигура сидит. Ты что здесь? Ко мне? Проходи, – отец Андрей, румяный, доброжелательный, шел откуда-то, неся пакет, в котором точно проглядывалась еда.

Я встала с лавочки и пошатнулась.

– Ты что? Ты больна? – он чуть настороженно посмотрел на меня.

– Нет, я… Я не больна. Я просто ногу отсидела.

Еще подумает, что я заразная, не пустит меня домой.

– Я хотела с вами поговорить… Потому что мне не с кем… – сказала я, пока мы поднимались по лестнице.

– Хорошо, – кивнул отец Андрей, полуобернувшись. – А есть будешь?

У меня даже не было сил вежливо отказываться, хотя я ведь не за едой к нему пришла. Я снова захотела есть, как только увидела у него продукты в сумке, причем так, что меня стало подташнивать от голода.

Священник внимательно, не перебивая, слушал мой сбивчивый рассказ – я никак не могла уместить события в правильном порядке, рассказывала самое главное, а получалось плохо, так что отец Андрей не мог понять, что за чем шло и что почему получилось. Наконец, я рассказала почти все. Я опустила эпизод с дядей Гришей и метлой, просто сказала, что Паша ко мне пристает постоянно. Не стала подробно рассказывать, как Виктор Сергеевич один-единственный раз поцеловал меня. Я понимала, что это, наверно, важно, но не смогла себя заставить, мне было стыдно. Сказала просто, что я понимаю, что учителю я очень нравлюсь.