Читать книгу "Фарс-мажор: Актеры и роли большой политики - Андрей Колесников"

* * *

Международный судья танцевальных турниров Станислав Попов, ставший заслуженным деятелем искусств РФ, оглядел присутствующих, в том числе и журналистов, и сказал им:

– Глядя на ваши улыбки, я понимаю, что все вы любите танцевать. Вывод был смелым.

– 45 лет назад мой учитель показал мне танец ча-ча-ча: шаг вперед, назад, два шага в сторону… Что тут было идеологически невыверенного?.. С тех пор многое изменилось. Так, мы научились носить фрак.

Этот вывод был еще более смелым. Присутствующие смущенно оглядывали друг друга. Ни одного человека во фраке, чтобы проверить это утверждение, в зале не было. То есть свое умение научившиеся демонстрировали где-то в другом месте.

– Танцующий человек – счастливый человек, – закончил Станислав Попов. – А счастливый человек хочет танцевать!

Все. Круг замкнулся.

* * *

На Волжском трубном заводе готовность номер один была объявлена еще до того, как борт номер один вылетел из Москвы.

– Зачем вы звоните?! – возмущенно спрашивала девушка в одном из рабочих помещений завода телефонную трубку. – Вы что, не знаете, что к нам сегодня комиссия приезжает? Возвращаемся к жизни только завтра, не раньше полудня.

* * *

Апофеозом «прямой линии» с президентом стала женщина, которая прорвалась в прямой эфир, видимо, после долгих переговоров с операторами прямой линии: «Я не буду с вами разговаривать. Я только с президентом!» «Я слушаю вас», – сказал президент. «Это вы?» – «Я» – «Это правда вы?» – «Правда» – «И раньше были вы??!» «И раньше был я, да» (господин Путин, похоже, сгоряча взял на себя ответственность за разговор этой женщины с оператором. – А. К.). «Ой, Господи, спасибо вам большое за все! Спасибо большое!»

Что же ей этот оператор-то наговорил?

* * *

Двое рабочих на моих глазах размяли метровой осетрихе живот и, подрезав его, нацедили в тазик черной икры. После этого осетриху выпустили в небольшой бассейн – дожидаться господина Путина, который должен был стать свидетелем полноценной операции, которую по всем признакам можно было приравнять к криминальному аборту.

* * *

Ярослав Кузьминов из Высшей школы экономики с горечью признался, что «реформа образования промахнулась мимо ключевой задачи: разбудить активность массового учителя».

– Но надо не только вырастить талант, – продолжал господин Кузьминов, – но и не пустить его за рубеж!

* * *

– У детей острая потребность в позитивном настоящем и позитивном прошлом! – признавался глава центра образования «Царицыно» Ефим Рачевский. – При этом они нуждаются в правде!

Он поставил перед присутствующими, таким образом, просто-таки неразрешимую задачу.

* * *

Учитель истории и обществознания из Якутии Владислав Голованов сокрушался:

– Для меня история – это живой и цветущий заповедник! Но из него ушли в какой-то момент егеря, которые его охраняли.

Без охраны Владислав Голованов чувствовал себя как-то неуютно.

* * *

Рената Литвинова оступилась, выходя из автобуса, и теперь, прикрыв глаза рукой и не собираясь проявлять больше никогда уже никакой инициативы, возлежала на плече одного из членов жюри, который легкомысленно бросился ей помочь.

* * *

– Мы вернемся к золотым временам, – сказал Эмир Кустурица. – К тем, когда я вырос, глядя на Россию. У славянской культуры большой потенциал в мире. Если говорить о завтрашнем дне, надо подумать, кто унаследует Чехова, Лермонтова, Никиту Михалкова…

На лице Никиты Михалкова не дрогнул ни один мускул. Правда, заерзала на своем месте Рената Литвинова.

– Таких имен больше нет на карте мира, и это надо возродить! – сказал он. Теперь уже заерзал, кажется, Никита Михалков.

* * *

Неожиданно заговорила Рената Литвинова. Видимо, она уже больше совсем не могла молчать.

– Да, это такое событие, такое… – Этой фразе соответствовал длинный плавный взмах руки. – Мы готовились… Ну, мы красились с девушками, и не только…

– Что, и с мальчиками? – удивился господин Путин, посмотрев почему-то не на Эмира Кустурицу, а на Никиту Михалкова.

* * *

В Бутово, где похоронены больше 20 тысяч расстрелянных в 1937–1938 годах, в День памяти жертв политических репрессий ожидали приезда президента Путина.

Мы разговаривали с диаконом Дмитрием, который служит в новой церкви в Бутово, когда в нескольких метрах от нас громко засмеялись чему-то фотографы. Девушка рядом со мной дернулась от этого смеха, как от винтовочного выстрела.

– Видите, – без осуждения сказал диакон, – люди здесь уже находят в себе силы смеяться. Это хорошо.

* * *

Очередь прощающихся с Мстиславом Ростроповичем проходила мимо гроба и ряда кресел с близкими музыканта, и время от времени кто-то из прощавшихся выходил из нее, чтобы сказать несколько слов Галине Вишневской. Но это почти никому не удавалось: ее надежно заслонял собой охранник, стоявший здесь с таким видом, будто он охраняет вход в проблемный банк, руководство которого только что узнало о приезде судебных приставов и распорядилось во что бы то ни стало не пускать их.

* * *

Я спросил Антона и Сашу, подъехавших к Конституционному суду Украины из Судака, зачем они тут торчат, если все равно конституционные судьи появятся здесь только через неделю.

– А нам спешить некуда, – объяснил мне Антон.

Я думал, он имеет в виду, что оплата-то все равно почасовая, но я ошибся.

– Потому что мы против коррупции, – объяснил он. Ну да, коррупция-то вечна.

* * *

Особую активность в деле установления максимальной близости с Владимиром Путиным проявил помощник архиепископа Костромского и Галичского Александра, странный человек без определенного возраста. Ему можно было дать и 30 лет, и 60. Он настойчиво продвигался к президенту, а людей, которых встречал на своем пути, безжалостно целовал в плечо или шею. Человек машинально отшатывался, и путь оказывался расчищенным.

* * *

Я наблюдал за высокопоставленным сотрудником китайского протокола, перед которым, очевидно, была поставлена задача не допустить несанкционированной съемки китайского руководителя. Этот человек использовал проверенную технологию. Он подбегал к китайцу, участнику выставки, который уже заносил над головой мыльницу, и дергал его за полу пиджака. Когда испуганный китаец оглядывался по сторонам, он хватал его фотоаппарат.

Апофеоз наступил ближе к выходу. Один китаец продолжал неистово снимать любимого руководителя, сколько этот человек его ни дергал. Тогда он просто дал бедняге кулаком по голове и успел подхватить его мыльницу прежде, чем тот начал терять сознание. Интересно, что ни одна жертва не претендовала на то, чтобы ей вернули ее мыльницу. Очевидно, несчастные понимали, что и так дешево отделались.