Читать книгу "Проклятие короля - Василий Горъ"

…Сосуд в голове… Сердце… Легкие… Я рвала каналы жизни так легко, как будто в меня вселился Темный Жнец. И почти не обращала внимания на то, как именно я это делаю: воины, оказывающиеся в поле моего зрения, просто умирали. Один за другим. И отдавали свою жизненную силу моему брату.

Вскоре в коридоре выросла еще одна куча тел. Только тел мертвых. А потом из-за правой двери на мгновение показалось чье-то лицо и, прежде чем я успела дотянуться до его каналов жизни, исчезло. А мгновением позже до меня донесся панический вопль:

— Все — назад! Темных — двое!!!

Сообразив, что насмерть перепуганные солдаты перестали ломиться в дверной проем, я кое-как вынырнула из боевого безумия и заорала:

— Крегг! В мою спальню!! Быстро!!!

Никакой реакции…

Печать Ясности сложилась сама собой.

— Крегг!!! Теперь ты меня слышишь?!

— Угу… — повернув ко мне окровавленное лицо, выдохнул брат. И, сделав несколько шагов к двери, потерял сознание…

Глава 47

Эрр Эйд Обух

Почувствовав легкое прикосновение к плечу, Обух открыл глаза и вопросительно уставился на стоящего рядом с кроватью десятника.

— Посыльный от его сиятельства графа Герна, эрр! — доложил Пика. — С алым[105]свитком…

— Где? — мгновенно оказавшись на ногах, воскликнул разумник.

— Стоит за дверью, эрр…

— Понял… — выдохнул эрр Обух, в два прыжка оказался у двери и рванул ее на себя:

— Я — эрр Эйд! Давай свиток!

Посыльный прищурил глаза, видимо, мысленно сравнивая Обуха с иллюзорным образом, показанным ему в канцелярии. И, удостоверившись в том, что стоящий перед ним маг именно тот, за кого себя выдает, протянул ему алый футляр.

Вытряхнув из него свернутый в трубочку кусок пергамента, разумник пробежал глазами коротенький текст и, не поворачиваясь, рыкнул:

— Пика!

— Да, эрр?

— В мечи[106]! Перед казармой!! Быстро!!!

— Да, эрр… — выдохнул десятник. И, сорвавшись с места, унесся поднимать мечников и боевые четверки.

А сам Обух, сообразив, что стоит перед посыльным в одних штанах, вернулся в комнату. Одеваться…

Бывать в королевском дворце Обуху еще не приходилось. Поэтому, взбежав по парадной лестнице Гостевого крыла и нырнув в услужливо распахнутые лакеями двери, он почувствовал себя не в своей тарелке. И тут же перешел на шаг. Его воины, естественно, тоже. Как оказалось, зря: услышав, что слитный топот ног за его спиной почему-то стих, посыльный, всю дорогу от казарм до дворца бежавший впереди отряда, мгновенно остановился. И, увидев, что воины Обуха чуть ли не на цыпочках идут по узеньким полоскам чистого пола, оставшимся между краем ковра и стеной, раздраженно зашипел:

— Бегом! Сказали же!

С сомнением посмотрев на ковер, а потом на свои не особо чистые сапоги, Обух мысленно вздохнул, сорвался с места и, прижимая к груди болтающиеся амулеты, понесся по коридору…

…Роскошные гобелены, картины в золоченых рамах, портреты в золоченых рамах, скульптуры из белого мрамора, оружие и щиты, висящие на стенах, великолепные доспехи на подставках — когда-то, в глубоком детстве, Обух мечтал хоть одним глазком увидеть всю ту роскошь королевского дворца, о которой распевали менестрели. А сейчас бежал мимо, не вглядываясь даже в структуры защитных плетений. Ибо там, впереди, его ждало что-то ужасное. Такое, с чем не смогли справиться ни эти самые защитные плетения, о которых ему с благоговейным ужасом рассказывали еще на первом курсе, ни воины королевской стражи, способные защитить короля от чего угодно, ни хваленые Черные Соколы, для которых, если верить молве, вообще не было ничего невозможного.

Бегущие следом воины, видимо, думали о том же. Так как берегли дыхание и молчали. Все. Вплоть до записных шутников, не закрывавщих рты даже во время тренировочных боев, приемов пищи или многодневных тренировочных маршей. Мало того, те из воинов, кто умел вводить себя в боевой транс, уже начинали дышать в ритме…[107]

…Свернув за очередной поворот и увидев, что коридор забит Черными Соколами, Обух поднял правый кулак и перешел на шаг. Мгновением позже остановился и посыльный:

— Прибыли, эрр! Пусть солдаты и маги ждут тут, а вы следуйте за мной.

— Хорошо, — кивнул разумник. И, повернувшись к оказавшемуся рядом Пике, поинтересовался: — Слышал?

— Да, эрр! — кивнул десятник.

— Выполняй… — буркнул Обух и, заметив, что посыльный уже подходит к неприметной двери, рядом с которой стоит пара хмурых часовых, заторопился следом…

…Замерев в дверном проеме, сотник оглядел собравшихся в комнате дворян и слегка растерялся: в сравнительно небольшом помещении, обычно используемом для хозяйственных нужд, собралось чуть ли не все высшее дворянство Семиречья. Министр Двора граф Ладо Грайский, Первый камергер Двора граф Бирен Атанский, королевский казначей граф Бейзен Влашский, капитан королевской стражи граф Симон Герн и еще десятка полтора облеченных властью лиц. Дворяне, обернувшиеся на скрип двери, были способны решать судьбы королевства даже без участия короля. И для этого им не могла понадобиться помощь самого обычного разумника из ордена Создателя! Однако стоило Обуху сделать шаг по направлению к графу Симону, как в комнате установилась мертвая тишина.

На негнущихся ногах подойдя к капитану королевской стражи, маг вытянулся в струнку и по-военному коротко доложил:

— Эрр Эйд Обух, ваше сиятельство!

— Сколько у вас людей, эрр?

— Пять четверок и пять десятков солдат, ваше сиятельство! — отчеканил Обух.

— Уровень магов в четверках?

— Первая категория, ваше сиятельство!

— Что, у всех? — удивленно приподняв бровь, спросил капитан.

— Да, ваше сиятельство! Мейн Двард послал со мной самых лучших…

— Что ж… Это радует… — без тени радости в глазах пробормотал граф. И, сжав пальцы на рукояти своего меча, хмуро вздохнул: — В общем, у нас тут двое Темных магов, эрр. Они заперлись в покоях Восточного моря. Наша задача — уничтожить их как можно быстрее…

Разумник онемел.

— Ворваться в покои и уничтожить их на месте нам не удалось, — поиграв желваками, граф Герн зачем-то посмотрел в потолок и добавил: — Сейчас мы готовимся ко второй попытке. Если не удастся и она — Гостевое крыло придется сжечь…

Обух демонстративно окинул взглядом защитные плетения, присутствующие даже в этой комнатенке, и вопросительно уставился на графа.