Читать книгу "Очень мужская работа - Сергей Жарковский"

— Да, — ответил Клубин, спохватился наконец, где бластер, и, вопреки ожиданиям, почти моментально нашёл его под другим куском асфальта. — Как будто на экране с выключенным звуком, шеф.

— Да я и без тебя по всем мониторам вижу. Всё, сонни, полностью наша система в Зоне обрубилась. Только периметр, нейтралка. Ах, стервецы эти твои Комбат с Тополем! Сами они и есть ключ! Ну епэбэвээр, Эйлер, ход конём, епкт, епкт, епкт! Ну что, скомандовать тебе отход, Сталкиллер?

— Что такое «епкт», шеф?

— Единое помещение камерного типа. Это как «епэбэвээр» твоего Тополя, но как-то ёмче. Нет?

«Он ещё находит время потешить свой полиглотический идиотизм», — подумал Клубин без раздражения.

— Так скомандовать? — повторил Эйч-Мент. — Или ты видишь там у себя какие-нибудь перспективы?

— Пока что хуже, чем сейчас, не бывало, — честно сказал Клубин.

— Я вижу, сонни. Но — der arge weg der erkenntnis,[17]— сказал Эйч-Мент со значением. — Решай сам, конечно… Зачем им надо было добраться до этого шоссе, где ты сейчас? Вот хороший вопрос, сонни. Подумай над ним. Обязательство они выполнили, нет вопросов, но зачем им было надо именно сюда? Два километра шестьсот метров — и «Мирный атом». «Бермудка». Что такое эти «бермудки», как ты думаешь, Сталкиллер? Кстати, да, ты спрашивал, доктор Горски очень радуется. В восторге доктор. А я очень недоволен, Андрей, сынок. Чёрт, есть всё-таки погибший в «Камино», в кунге спал, идиот… Идиотка, точнее. Так, а вот пошли мне данные по оставшемуся гадству вне Зоны. Все восставшие — упали. В Сорбонне — затишье… Так зачем им надо было в «Мирный атом»? Не новых Хозяев ли мы отпускаем с тобой в Зону? Настоящих Хозяев? А? Сонни? Десять минут ведь уже прошло. А? Нам ведь надо самим ехать, а не на обочине стоять.

Клубин помолчал.

— Время бежит, Сталкиллер.

— Что это за гитика, вы знаете?

— Очень похоже на «сортир». Но я никогда не видел такого широкого «сортира»…

— Шеф, он по всему периметру Зоны?

— Проверяю, не по всему ли он периметру, — продолжал Эйч-Мент, не слушая Клубина. — Так. По всему, где мы можем видеть. Это восемьдесят процентов границы. Сонни, нас кидают наши Тополь и Уткин. Прошло четыре минуты. Сейчас «сортир» встанет на крыло, и всё. Ни туда, ни оттуда. Что делать, Сталкиллер?

— Шеф, у меня к вам просьба, — сказал Клубин.

— Да?

— Vete a la chingada, шеф.

— По-русски, пожалуйста.

— Заткнитесь на минутку, если вас не затруднит.

Эйч-Мент помолчал.

— Хорошо, киккакэ. Жду от тебя вызова. И действий.

— Затихает, папа, вам не кажется? — сказал Лёша Лёшевич.

Действительно, в стене туманных гейзеров, отделившей от земного мира мир Зоны, происходили изменения. Напор гейзеров иссякал, больше нельзя было сказать, что потоки тумана именно бьют из-под почвы. «Сортир»… Ни туда, ни оттуда… Не дай бог попасть в «сортир». Это навсегда.

Трясти почти перестало, и скрежет раздираемого асфальта поутих, и вдруг выделился из него вой сирен на стене. Клубин обернулся. А ведь рукой подать до стены. Полкилометра. Машины в порядке, Зона включилась… «Никто теперь никогда не умрёт из тех, кто мне дорог… Никогда ли? Ни туда, ни оттуда…»

— Лёша, вперёд. Берём Пушкарёва и Уткина.

— Блин, папа!

— Мазок в контейнер, Лёша, контейнер в машину, костюм — закрыть.

— Хорошо, — недовольно сказал Старпетов. — Дерьмово без поддержки, папа!

Это Клубин знал и сам. С другой стороны — что изменилось? Да ничего. Как собирался он выходить в Зону, так и надо было продолжать. Это он просто привык, что в Зоне снег и тишина, а всё Матушкино гадство — забота полиции. К хорошему привыкаешь мгновенно, отдирай потом, как бинт от ссадины… Сейчас главное — старательно не думать про Лёшу Лёшевича. Как будто его нет.

Клубин достал из нагрудного кармана пакетик, из пакетика — ватную палочку, покрутил ей во рту, всунул в пакетик, тщательно слепил ушки пакетика и передал его — и себя, заключённого в пакетик, — Лёше Лёшевичу.

— В бардачок положи и себя, и меня, — сказал Клубин. — Всё нормально, сынок. Делаем, что делали. Зона есть Зона. Шеф, здесь Клубин, к связи.

— Здесь Девермейер.

— Выхожу в Зону. На точке входа машины оставляю, контейнеры с образцами моей и ведомого памяти в передней. Прикрытие выхода требую по протоколу «Грязь». Подтвердите.

— Понял тебя. Согласен на протокол «Грязь». Давай попробуем. Отдал команду. К точке входа перемещаю станцию связи, может, поможет. Google спутник потеряли с концами. Дроны в туман сажаю, как сигареты в молоко. Сразу обрыв, и всё. Ничего тебе не желаю, ты сам всё знаешь, Сталкиллер. В Зоне нет непроходимых гитик. Все мы в это верим. Over.

— Вперёд, Лёша, — сказал Клубин.

— А на машине? — спросил Лёша.

— Верный гроб, — сказал Клубин.

— Блин.

Старпетов стоял перед туманом, держа автомат стволом в зенит. Клубин очень хорошо чувствовал Старпетова, гораздо лучше, чем дочь, что, разумеется, было не удивительно. Старпетов не боялся тумана (он вообще ничего не боялся), он просто пытался разглядеть, что там, в этой стене, хотя бы на расстоянии одного шага.

— Ночник попробуй.

— Я включил, — отозвался Лёша. — Бесполезно… Ботва какая-то! — сказал он с отвращением. — Ладно. Ищите меня там, в Зоне, папа. — И он сразу, целиком, не протягивая вперёд руку, не боком, не пригибаясь, — просто шагнул обычным шагом и скрылся в тумане.

— Как слышишь меня? — спросил Клубин.

Молчание.

Тогда Клубин спрятал бластер в кобуру, закрыл шлем, глубоко вдохнул из баллона кислородного фильтра резиной и какой-то химической отдушкой пахнущий воздух, переступил шест фонаря и нырнул шлемом вперёд в туман.

— Как слышите меня, папа? — тут же раздалось в наушниках.

Клубин разжмурился. Оказывается, глаза закрылись — сами собой. Лёша Лёшевич стоял перед ним, по щиколотку в грязи пополам с талым снегом. А видимость в Зоне была метров сто. Не туман… взвесь какая-то, вроде изморози. А термометр показывал 14 градусов тепла.

— Я прямо за тобой, сынок, — сказал Клубин. Лёша дёрнулся, и Клубин поспешно сказал: — Спокойно!

— Слава богу. Чего вы копались?

— Так, — сказал Клубин. — Понятно. Сколько ты ждёшь?

— Семь минут. Сразу остановился, решил ждать вас десять. Связи нет ни с кем. Сразу остановился. Это я уже сказал. Снег растаял, меня засасывает. Странно, сквозь асфальт, что ли?

Клубин, высоко задирая ноги, подошёл к нему. За стеклом шлема с мазком грязи поперёк он увидел брезгливую гримасу Лёши.