Читать книгу "Наследник - Михаил Ахманов"

Когда пламя опало, Перфильев сказал:

– Лучше уж так, Леша. Лучше чужими руками, чем своими… Быстро, эффективно и безболезненно…

Каргин кивнул. Говорить ему не хотелось.

…Минут через двадцать они, все четверо, сидели в шикарном джипе «корвет-континеталь», мчавшемся по дну ущелья, мимо гигантских люков ракетных шахт, ржавеющих подъемников, покосившихся навесов на металлических столбах и черных, похожих на бесконечные змеиные туловища, кабелей. Влад Перфильев – у руля, рядом с ним – бледный, почти бесчувственный Баграм, на заднем сиденье – Каргин и президент Курбанов. Туран-баша молчал; лицо его походило на застывшую маску Локи,[68]коему пришлось усесться на скамью рядом с Одином.

Джип миновал руины лагеря Вали Габбасова, скользнул в тоннель, освещая мощными фарами дорогу, снова вырвался на божий свет, к речке и домикам Кара-Суука. День еще не клонился к вечеру и был ясным; солнце сияет, в небе ни облачка, горный воздух приятен и свеж, хрустальные воды реки журчат, напевая нескончаемую песню. Всюду, у каждого дома, в садах и во дворах, люди; женщины возятся у летних очагов, мужчины таскают навоз, окапывают деревья, подростки и ребятишки постарше гонят с пастбища скотину, младшие играют, и голоса у них напевные, звонкие. Такие голоса, что заставляют позабыть о грохоте взрывов, о трупах, изрешеченных пулями, и о земле, вспаханной не плугом, а снарядом. При звуках этого щебета что-то всплывает в памяти Каргина – далекое детство в Кушке, и он сам в компании таких же девчонок и мальчишек; счастливое время, когда нет языка, которого не понимаешь, нет узбеков, русских и туранцев, а есть свои и чужие. Свои – это со своей улицы, а чужие – парни с соседней, но, в сущности, и они свои… Кроме, конечно, поганца Каюма, с которым он подрался из-за восьмилетней красавицы Айши…

Вздохнув, Каргин искоса поглядел на президента. Можно было ставить сотню баксов против туранской таньги, что Саид Саидович не предается воспоминаниям детства, не сожалеет о погибших и даже не мыслит о государственных делах. О чем он думал, было тайной, скрытой в мраке президентского сознания; может быть, о том, что у ближайшего армейского поста джип тормознут, и будет повод прислонить к кирпичной стенке двух злодеев, похитивших туран-башу. А заодно и третьего, чтоб не оставлять свидетелей позора…

Каргин почесал в затылке и, уставившись в спину Перфильева, спросил:

– Куда доставить господина президента?

Молчание.

– В столичную резиденцию?

Нет ответа.

– Может быть, в Карлыгач или в Елэ-Сулар? Природа так успокаивает нервы…

Опять ни слова. Как-то не клеится у нас разговор, подумал Каргин.

– Ответьте, господин президент. Мы же не можем высадить вас посреди дороги!

– Доставьте меня куда угодно.

– Так, уже лучше. Едем в Армут! Вы не возражаете?

– Я не хочу разговаривать с вами.

– Ну отчего же? Как говорится, приятная беседа сокращает путь…

– Нам не о чем говорить.

– Это вы так считаете. – Каргин погладил шрам под глазом и усмехнулся. – Я понимаю, понимаю… Вы не привыкли проигрывать, вам кажется, что я чего-то захочу от вас, буду стыдить и упрекать, напомню о беспардонном обмане, потребую контрибуцию и пригрожу ославить в СМИ от Токио и Пекина до самой Калифорнии… Вы ошибаетесь, господин президент. Тема у нас другая, более интересная для вас, чем для меня.

Курбанов встрепенулся, заерзал на сидении и, наконец, с усилием прохрипел:

– Это вы о чем? Вы на что намекаете?

Снова улыбнулшись, Каргин устроился поудобнее, положил ногу на ногу и промовил:

– На ваши зарубежные вклады. Давайте, Саид Саидович, поговорим о них…

* * *

Интермедия. Ксения

Ее молитвы были услышаны. Но бог, сотворенный людьми по собственному образу и подобию, ничего не делает даром, а взимает плату за каждую милость, требует долю от всякого благого дела, спасает и губит по своему желанию и никому не хочет объяснять причину своей воли и деяний. Бог дает, бог забирает, бог награждает, бог карает. И кара его нередко падает на непричастных и безвинных.

Четверо уехали, но живыми вернулись только двое…

Ксения плакала. Ксения радовалась.

В суету городов и в потоки машин

Возвращаемся мы, просто некуда деться…

Владимир Высоцкий

Эпилог

Утро, девять часов местного времени, спецрейс Ата-Армут-Москва. Гул турбин, солнце светит в иллюминаторы правого борта, самолет серебряной птицей мчится над облаками, в просторном салоне – шестнадцать пассажиров. Бледный, с синевой под глазами Барышников дремлет в кресле, Костя Прохоров шепчется с Ксюшей, Флинт, Балабин и Перфильев болтают, пьют из банок пиво, заедают орешками и чипсами, Рогов, пристроив на коленях плоский чемоданчик, погрузился в какие-то документы, перебирает их, шелестит листами, Кань и Гальперин играют в шахматы, Слава и Булат при них, болеют. Кроме Ксении, есть еще одна пассажирка – приятная женщина Люба лет тридцати пяти, с двумя ребятишками, супруга Павла Петровича Ростоцкого. Еще имеются пилоты и троица длинноногих стюардесс. Еще – багаж: изюм, орехи, дыни, курага, армутские груши, подарки от Азера. И в этом багаже – печальных груз: два цинковых ящика, обложенных льдом.

Каргин думает о них, об этих почти незнакомых ему ребятах, и добавляет их имена к скорбному списку своих потерь. Николай, друг Колька Демин – убит в таежном лесу под Жиганском… Юра Мельниченко – убит в Карабахе… Валя Дроздов – убит в Чечне… Паша Нилин – убит в Дагестане… Лейф Стейнар, легионер, его лейиенант в роте «гепардов» – убит в ангольских джунглях… Томо Тэрумото, Крис Слейтер, Стил Тейт – убиты на Иннисфри… Рудик, Рудольф Шайн, и Дмитрий Пинегин – убиты в Копетдаге, под Армутом…

Будет ли продолжение? Наверняка… Жизнь – штука суровая, несправедливая… Как говорили лет двадцать назад, бьет ключом, и все по голове…

Чтобы отвлечься от грустных мыслей, он начинает думать о Кэти. Ласточка уже в Москве, ждет-не дождется, соскучилась и хочет блестнуть кулинарным искусством, освоенным у мамы. Печь пироги научилась, делать вареники с вишней и что-то там еще… Воркует по телефону не на английском, на русском… Он представил милое личико Кэти, ощутил ее запах, мысленно коснулся губами ее губ, и на душе потеплело. Он подумал о ребенке, которого она носит, подумал об этом и решил: если мальчишка, так непременно Николай, в честь отца и Коли Демина, а если барышня, пусть Кэти выбирает имя.

Будет ли продолжение? Наверняка… Жизнь хорошая вещь, и все, что даровано людям, идет от жизни: мать с отцом, любимая женщина, дети, друзья-приятели, таланты и удачи, а также печаль о погибших…