Читать книгу "Белый дракон. Разрубленное небо - Александр Логачев"

Всадников бегущие не сильно притормаживали. Вернее, нисколько не притормаживали. На извилистой и узкой тропе, на поверхности которой хватает мелких камней и ямок, бешеную скачку в любом случае не устроишь, быстро кто-нибудь загремит своими и лошадиными костями об землю.

Зато во время скачки можно было немножко поразмыслить над ситуацией. «Неужели сиккэн меня предал?» — понятное дело, этот вопрос встал первым. Артем поймал себя на том, что нисколько не поразился возможному (пока только возможному!) предательству сиккэна. А с чего, спрашивается, поражаться или даже удивляться, когда сиккэн для достижения своей цели не пренебрегает никакими средствами, вон даже полководца Такаши преспокойно, как какого-нибудь барана, принес в жертву. («По твоей версии, — тут же поправил себя Артем, — которую, правда, подкрепили только что своими словами яма-буси, но доказанной ее считать никак нельзя».) Даже если позабыть о Такаши, даже если помнить только их разговор с сиккэном, то и его вполне достаточно, чтобы понять — Ходзё Ясутоки не тот человек, который перед чем-нибудь остановится. И уж точно ему не помешают такие химеры, как благородство, честь, доброта и человеколюбие. Только целесообразность и только она.

И тогда встает второй вопрос: «Зачем сиккэну избавляться от меня, ради какой такой целесообразности? Я считал, что я ему долго буду нужен, как живой символ — такой пиар он может состряпать на моем имени! — как кладезь полезных для упрочения его власти знаний, как еще черт знает кто. Я, блин, полезный союзник! Зачем убирать-то понадобилось? Да еще так вдруг?»

Да еще, получается, и Хидейоши сиккэн не пожалел. Или же Хидейоши тоже ему чем-то стал неудобен?

Мысли Артема отличал легкий сумбур, но это было вполне простительно — не у камина в мягком кресле размышлял, а на ходу, на скаку.

И еще ни в чем Артем покуда не был убежден. Слова яма-буси — это всего лишь слова. Пока что они ничем не подкреплены…

Скачущий впереди Хидейоши резко взял коня под уздцы — его лошадь заплясала на месте.

— Тпр-ру! — Артем тоже остановился.

Остановился весь отряд.

Обогнув Хидейоши, к Артему приблизился яма-буси Абуэ.

— Здесь удобнее всего забраться наверх, — сказал он. — Там немного пройти, и мост будет виден, как озеро Бива с вершины хребта Оми…

Глава двадцать третья

ЧАС ЗАЙЦА (С 5 ДО 7 ЧАСОВ УТРА)

Так и сделали.

Артем взял с собой яма-буси Абуэ и Хидейоши. Остальным наказал дожидаться их возвращения и с места не сходить. А еще, обратив внимание на то, как косо поглядывает Кумазава Садато на яма-буси, попросил Ацухимэ присмотреть за своим отцом, еще не хватало смертельных поединков внутри коллектива.

На вершину склона забрались довольно легко — горная порода здесь лежала удобными уступами, к тому же поросшими жестким колючим кустарником и небольшими крепкими деревьями, за которые удобно было хвататься.

В отличие от склонов наверху хватало всякой растительности, и деревьев, и кустов. Не лес густой, конечно, но по крайней мере было за чем укрываться, пробираясь к краю обрыва.

Сперва Артем услышал характерный мерный рокот, какой могла издавать только быстроводная горная река, потом разглядел за деревьями просвет… Ага, вот уже стали видны на некотором отдалении расположенные скалистые склоны — другая сторона ущелья. Пока что трудно было сказать, насколько оно было широким.

— Ложимся! — увидев, что их проводник Абуэ опустился на землю, Артем хлопнул Хидейоши по спине. — Ползком! Нас не должны увидеть.

Кумазава с подкупающей послушностью рухнул на землю и так же, как Артем и Абуэ, пополз на брюхе к краю обрыва. Чуть раздвинув кусты, которым отчего-то нравилось расти у бездны на краю, они организовали себе отличный наблюдательный пункт, откуда прекрасно могли разглядеть и мост, и ущелье, и даже реку, протекающую по дну ущелья.

Ежели отрешиться от некоторых неприятных обстоятельств, то картина взору открывалась прямо-таки благолепная, раздолье для натур поэтических, райское наслаждение для художников-пейзажистов.

Солнце только начало восхождение в небесную гору и еще, по сути, только одним глазом заглянуло в ущелье Бомо. Солнечный свет осчастливил собой пока лишь одну сторону ущелья, да и то не всю, а лишь верхнюю часть, но постепенно светлая часть расширяла границы книзу, отгоняя мрак на дно ущелья, к реке. (Артем прикинул, что от того места, где они залегли, до дна будет примерно метров девяносто — сто, в общем, немало, падать не рекомендуется, особенно учитывая, что внизу ждет не страховочная сетка, а ребристые камушки.)

Над рекой, кажущейся отсюда зловещей стальной полосой посреди сумрачного провала, стелился туман — местами густой, как в мультике про ежика, местами совсем редкий, как старческая борода.

Тот же туман, клубясь, стекал вниз по склонам — густой, вязкий, похожий на бутафорский дым.

Подул слабый ветер. В ущелье его, конечно, не чувствовалось, но здесь, на вершине гребня, никакие отвесные скалы не мешали ему задувать, как вздумается. Ветер сорвал с деревьев новую порцию осенней листвы — один лист, кружась пропеллером, опустился прямо перед Артемом, какие-то унесло вниз, в долгий полет по ущелью. Вокруг тут же расчирикались потревоженные порывом ветра птахи… «Можно ли соорудить примитивный дельтаплан и птицей перенестись на ту сторону?» — вот такая мысль посетила Артема. Не случайно вовсе посетила. Имелись в открывающемся глазам пейзаже некоторые вкрапления, делающие его насквозь немирным и недобрым.

Стороны ущелья соединял мост длиной метров двадцать — двадцать пять, шириной — не более четырех-пяти. Весьма основательно сделанный мост — балочный, с настилом из досок, вместо перил — натянутая между врытыми в землю столбиками веревка. И вот с этого моста самураи в пластинчатых доспехах, орудуя кинжалами и короткими мечами, сейчас деловито снимали дощатый настил. И, надо сказать, довольно далеко продвинулись в своем занятии: метров пять моста с той стороны ущелья, где располагались Артем и Хидейоши, уже были разобраны. Доски эти демонтажники-высотники не сбрасывали вниз, в бурные воды горной речки, а хозяйственно оттаскивали на свою сторону моста. И причина этакой рачительности, думается, крылась не в том, что самураям жалко было само сооружение, а в том, что когда с отрядом злостных мятежников будет покончено («А воинам наверняка описали нас именно как злостных мятежников, злейших врагов императора», — подумал Артем), то они быстренько восстановят мост, чтобы по нему могли переходить со стороны на сторону отряды армии сиккэна.

Нехорошим делом разбора настила занималось человек десять, но были возле моста и другие товарисчи. По обеим сторонам моста наблюдались полянки. На артемовско-хидейошевской стороне подобная полянка была пуста, а вот на другой стороне народу хватало. Там стояли, расхаживали, сидели на земле самураи в полном боевом снаряжении. Не так уж далеко было до воинов на мосту и за мостом, чтобы без бинокля не разглядеть цвета их доспехов. Защитные пластины были соединены красно-черными шнурами. А если кому вдруг не под силу разглядеть, то можно чуть перевести взгляд на дальний от моста край полянки, где начиналась дорога, по которой сюда прискакали эти бравые хлопцы, и где сейчас были привязаны их лошади. Возле лошадей в землю были воткнуты красно-черные знамена дома Ходзё. Ну понятно, столь ответственное дело сиккэн вряд ли мог доверить самураям не своего клана.