Читать книгу "Бомбардир - Юрий Корчевский"

И вдруг я увидел эту же парочку земляков в компании еще с двумя такими же, судя по одежде. Да и рожи их, обросшие бородами, потемневшие и задубевшие от солнца и морского ветра, не внушали доверия, а скорее пугали уже редких прохожих.

Я свернул за ними, стараясь идти тихо. Напрасные хлопоты, теперь уже четверка.

Шли не оглядываясь, довольно громко болтая и хохоча во все горло. Но вот вся четверка как-то подобралась, замолчала. Я вжался в какую-то подворотню. Очень вовремя. Земляки стали оглядываться по сторонам, явно опасаясь. Никого не увидев, поочередно перемахнули через забор. Выждав несколько минут, последовал за ними и я. Во дворе был ухоженный садик с аллеями и фонтанчиком. Я спрятался за кусты. Где земляки, не понятно. Садившееся солнце отбрасывало от деревьев длинные тени, и в некоторых местах было уже сумеречно. Плохо видно. Из дома раздался женский вскрик. Ждать не стоит. Я ворвался в дверь, благо она была не закрыта.

Двое разбойников держали за руки пожилую служанку, еще один держал у нее перед глазами нож. Другого видно не было – скорее всего, рылся в сундуках или шкафах. Пока вся разбойничья троица на мгновение замешкалась от неожиданности, я прыгнул вперед и вонзил шпагу в грудь тому, кто держал нож. Молча разбойник рухнул на пол. Двое, державших женщину, отпрянули в сторону, выхватывая кривые матросские ножи.

– Панфил, обходи этого урода справа!

Ага, я же не должен понимать русского. Так и сделаем вид, что не понимаем.

Я слегка повернулся влево, краем глаза следя за остающимися справа. Матросский нож – штука практичная: и веревки резать, и дерево строгать, а будет необходимость – и людям глотки.

Я сделал полшага назад, не давая зайти с тыла. Уловив движение справа, тут же перевел туда шпагу – и разбойник, что кинулся на меня, сам же на нее и напоролся, шпага вошла чуть не на всю длину, почти по эфес в живот. Выронив нож с выражением удивления на лице, он схватился обеими руками за лезвие шпаги, пытаясь вырвать из раны. Я бросил рукоять шпаги, выхватил кинжал и мгновенно обернулся. Второй разбойник не дремал и выбросил руку с ножом вперед, метя мне в спину. Наши клинки столкнулись. Я саданул его кулаком левой руки в глаз. Его мотнуло в сторону, я резанул кинжалом по руке, поздно вспомнив, что у меня стилет. Им хорошо колоть, но трехгранное лезвие по определению не может резать.

Противник заорал:

– Тимоха, быстрей сюда, этот гад Панфила убил!

Если сейчас прибежит второй, будет тяжко. Времени вытащить шпагу из убитого нет, против двоих с ножами стилет – не самое выгодное оружие. Придется применить пистолет. Я вытащил из-за пояса пистолет, взвел курок и, не вскидывая – что тут целиться – между нами от силы три метра – выстрелил ему в грудь. Ба-бах! Шумно, мне бы этого не хотелось.

А где служанка? В пылу драки я не заметил, куда она исчезла. Сверху, со второго этажа послышались быстрые шаги, наверху, на балюстраде появился Тимоха. За спиной болтался узел, карманы оттопыривались, знать, уже что-то нашел в чужом доме.

Увидев трех своих убитых, взревел зверем и прямо с балюстрады сиганул вниз. Пока он поднимался и выхватывал нож, я отбросил разряженный пистолет и, уперев ногу в брюхо убитому Панфилу, выдернул шпагу. Против шпаги нож – не оружие, все-таки лезвие у шпаги семьдесят сантиметров.

Тимоха выглядел разъяренным, как же, трое подельников убиты, а его вот-вот лишат законной прибыли.

– Ну сейчас я тебя урою, проклятый итальяшка!

– Посмотрим, кто кого уроет, шпынь!

От моего русского разбойник слегка растерялся.

– Что ж ты земляков режешь, или в охране?

– Какой ты мне земляк, разбойник, место твое на виселице!

Тимоха кинулся на меня, но я не расслаблялся ни на миг, коротко успел полоснуть по руке – хорошо полоснуть, до кости, но вскользь.

Обратным ходом шпаги – по груди. Шпага рассекла одежду и кожу. Грудь окрасилась кровью, но рана была неглубокой, от таких не умирают.

Тимоха здоровой рукой зажал раненую, исподлобья глядел на меня:

– Добивай, пользуйся положением!

– Ты кто такой и откуда?

– Матросы мы, с купца литовского!

– Ага, вот значит как, – перешел я на русский говор, совсем забыв, что большая часть населения княжества Литовского говорит по-русски.

Больше ничего я спросить и сделать не успел. Распахнулась дверь, влетели городские стражники. Четверо держали алебарды, на груди кирасы, на голове шлемы, пятый, старший держит в руке шпагу.

Из-за его спины выглядывала испуганная служанка.

– Всем оружие на пол!

М-да, против четырех алебард и шпаги делать нечего – или башку смахнут, или руку отрубят. Меня не устраивали оба варианта, я разжал пальцы, и шпага звякнула об пол. Стражники подскочили, веревками связали руки обоим, подобрали наше оружие, скомандовали:

– Пошли!

Служанка показывала пальцем на Тимоху.

– Он тут главарь, по дому шарил, а этот, – показала она на меня, – с ними чего-то не поделил, подрались, произошло смертоубийство.

– Разберемся, суд на это есть.

Меня, связанного вместе с Тимохой, повели по улице. Уже осведомленные о происшедшем жители выбегали на дорогу, плевались, обзывали непотребными словами, пытались ударить или пнуть.

Стражники лениво их отгоняли, но только для проформы, мне перепало несколько хороших ударов. Поделом тебе, дураку, супермен хренов. Не делай добра, не получишь зла – как в русской поговорке. Неизвестно, сколько сидеть в их тюрьме, когда суд. За это время О’Брайен погрузится и, не дождавшись, уйдет. Черт с ними, с вещами и деньгами, уплывут в неизвестность две картины Рембрандта, что лежали скрученные трубочкой в кофре. Потеря невосполнима.

Ха, да что я о картинах. Еще неизвестно, как посмотрит на все это дело суд. Служанка показывает на меня, как на подельника, да еще три трупа и раненый, который постарается свалить на меня всю вину. А с разбойниками нигде – ни в Европе, ни в Турции, ни в России – не церемонятся. Суд обычно недолог, приговор – повешение – исполняется сразу. Правильно, однако – чего в тюрьме за городской счет кормить. Как же мне доказать свою невиновность?

Через полчаса нас подвели к городской тюрьме, замку, я бы сказал. Высокие толстенные стены, узкие окна-бойницы, забранные толстыми ржавыми решетками, перед стенами ров с водой и опускной мост.

Тимоха как будто прочитал мои мысли:

– Отсюда хрен сбежишь!

Нас обоих провели по коридорам, развязали, гремя ключами, открыли дверь и втолкнули в камеру. Копия шведской, только окна нет.

На полу утоптанная старая солома, никаких лежаков или табуреток, куча народа, в основном бомжеватого вида и запах – от немытых тел, от параши в углу. Воздух спертый. Нас встретили безразлично, мы нашли место в углу, уселись на пол. Тимоха засмеялся.