Читать книгу "Журналюга - Виктор Левашов"

— Но они же подадут в суд!

— Это уж точно. И будут судиться. Очень долго. Получая удовольствие от процесса, а не от результата.

— А если «Нюду-нефть» купят наши? Тоже будут судиться?

— Нет, — сказал Тюрин. — Наши судиться не будут.

— Что же мы имеем? — попытался подвести итог Лозовский. — Нет ни одного факта, который эту версию опровергает. Но нет и ни одного, который ее подтверждает.

— Еще не вечер, — неопределенно заметил Тюрин. — Володя, нам пора, человек ждет.

— Едем. Региночка, детка, огромная к тебе просьба. Пройдись по «Игре в „семерочку“» рукой мастера. Статью нужно доделать как можно быстрей.

— Для Попова? — удивилась Регина.

— Для генерала Морозова. Петрович отвезет ему статью сегодня вечером.

— Сегодня не получится. Завтра.

— Значит, завтра. Сделаешь?

— Шеф, ты злоупотребляешь моим ангельским терпением.

— Такое уж я говно, — со вздохом сказал Лозовский. — Злоупотребляю. Но — любя.

— Это единственное, что тебя оправдывает. Ладно, сделаю. Так и не скажете мне, в чем дело?

— Обязательно скажем, — заверил Лозовский. — Когда сами поймем.

— Поедешь на своей тачке, а я на своей, — сказал Тюрин, когда они вышли из лифта. — Мне нужно будет потом отвезти этого человека домой.

— Что за дела? — спросил Лозовский. — Теперь-то можешь сказать?

— Плохие дела, Володя. Очень плохие. Навел я кое-какие справки. Кольцов вылетел в Лондон три дня назад. Вчера утром вернулся и сразу же улетел в Тюмень.

— А Стас?

— Ни три дня назад, ни позже гражданин Российской Федерации по фамилии Шинкарев государственную границу Российской Федерации не пересекал.

VIII

Темно-вишневая «Вольво-940» Тюрина остановилась возле проходной ГУВД Москвы на знаменитой Петровке, 38. Лозовский припарковал свой джип сзади и вышел из машины.

— Знакомьтесь. Подполковник Саша Муравьев, второй отдел МУРа, как говорят: убойный, — представил Тюрин поджидавшего их человека лет сорока в заурядной кепке и турецкой дубленке. — А это мой шеф, журналист Володя Лозовский.

Подполковник Саша Муравьев пожал Лозовскому руку, потом посмотрел на тюринскую «Вольво» и на «Ниссан-Патрол» Лозовского и покачал головой.

— По-моему, я выбрал не ту профессию, — проговорил он и полез в услужливо открытую перед ним Тюриным дверь «Вольво».

Через полчаса, поторчав в пробках на Ленинградском шоссе и покрутившись на прилегающих улицах, машины въехали в ворота больничного комплекса и остановились возле служебного здания в глубине двора. Лозовский сразу понял, что это за здание — морг.

Подполковник Муравьев зашел в кабинет дежурного врача, через несколько минут вышел и жестом предложил Тюрину и Лозовскому следовать за ним. Врач ввел их в просторное, ярко освещенное холодным светом люминесцентных ламп, стерильно чистое помещение с воздухом без запахов, но словно бы обезжизненным, мертвым. В стене были морозильные камеры, похожие на ячейки вокзальных автоматических камер хранения, только размером побольше.

— Неопознанный, поступил три дня назад днем, — кивнул врач санитару. Тот выдвинул из ячейки каталку и привычным жестом раскрыл «молнию» черного пластикового мешка. Узкая глубокая рана страшно зияла на лбу от левой брови до аккуратного пробора в черных волосах на сером, как булыжник, каменном даже с виду лице.

Это был Стас Шинкарев.

— Чем это его? — проявил профессиональный интерес Тюрин. — Неужели кастет?

— Кастет, — подтвердил Муравьев.

— Надо же. Редкость по нынешним временам.

— Да, сейчас это оружие на любителя. Ваш?

— Нет, — опережая Тюрина, сказал Лозовский.

— Точно не ваш?

— Точно, — чуть помедлив, кивнул Петрович.

— Уберите, — распорядился Муравьев. — А ведь все сходится, — проговорил он, когда вышли из морга на живой воздух. — Подняли его три дня назад утром за Химками. Ни денег, ни документов. Даже ключи от квартиры зачем-то забрали. Ехал, вероятно, в Шереметьево, сел в подставную тачку. Типичное ограбление и убийство.

— Убивать-то зачем? — спросил Лозовский.

— Чтобы не опознал машину и водителя. Твою мать. Только полдня зря потратил, — подосадовал Муравьев.

— Саша, свой ужин в «Арагви» ты заработал, — утешил его Тюрин. — И мобилу получишь. «Нокию». Устроит?

— Но ведь я ничего не сделал.

— Вот, Володя. А пишем: милиция коррумпированная, милиция коррумпированная. Не вся. Еще есть в ней люди, которые не берут бабок за работу, которую не сделали. Все в порядке, Саша. «Российский курьер» умеет ценить друзей. Покури, а я перекинусь парой слов с шефом.

— Вот это и есть цена вопроса, — проговорил Тюрин, отойдя с Лозовским к «Патролу». — Почему ты его не опознал?

— Потому что мы еще не поняли, что происходит.

— Володя, мы поняли все, что происходит! После разговора со мной Стас кинулся к капитану Сахно — как он считал, человеку с биржи. Представляешь, что он ему выдал? «Суки! Рубите десятки миллионов, а мне отстегнули всего полторы штуки?! Да я вас». А дальше все просто. «Стас, — сказали ему, — ты известный журналист, со связями, иди к нам начальником пресс-службы, будем работать вместе. Быстренько увольняйся и подписывай с нами контракт». А почему? Потому что два подряд убитых журналиста «Курьера» — это наводит на размышления.

— Дурак, — сказал Лозовский. — Хоть о мертвых и не принято так говорить.

— Хуже, — поправил Тюрин. — Дурак-шантажист. Вещи несовместимые. Одно из двух: или ты дурак, или шантажист.

— Все равно жалко. Жить бы ему и жить.

— Ну, не знаю, сколько бы он еще прожил. У шантажиста век короткий. Он не понял, в какую игру сунулся. Вспомни: ставка в этой игре — триста пятьдесят миллионов долларов! И нам в нее тоже соваться нельзя. Я не говорю, что опасно. Это бы ладно. Главное — бесполезно. В деле Степанова тюменские менты будут стоять на своем намертво. Да хоть сам генпрокурор приедет. Виновник драки арестован, дадут ему по двести шестой года три за злостное хулиганство. И мы никогда не узнаем, что там было на самом деле. А доказать, что Кольцов затеял аферу, мы не можем ничем. У нас нет ни единого факта, только догадки. Согласен?

— Согласен.

— Ну, я рад, что ты все понимаешь. На капитана Сахно я дам наводку Саше Муравьеву, пусть копают. И на этом наши возможности исчерпаны. Но вот что я тебе, Володя, скажу: Бог не фраер. Он не фраер, Володя! Он долго терпит, но больно бьет. Значит, договорились — в это дело не лезем. Договорились?

— Договорились.

— Железно?