Читать книгу "Мохнатый бог - Михаил Кречмар"

Я лично не исключаю, что, несмотря на тяжелейший характер этой раны, медведь всё же выжил.

Что касается реакции бурого медведя на попадания пуль даже крупного калибра, то я могу вспомнить эпизод, когда зверь остался стоять на ногах даже после попадания четырёх пуль из того же «Медведя», выпущенных в грудную клетку на расстоянии двадцати метров.

В другой раз мне уже самому пришлось разделывать тушу убитого зверя, у которого я насчитал четыре старые тяжёлые огнестрельные раны, каждая из них, по охотничьим канонам, должна была быть смертельной. На затылке, под шкурой, у этого ветерана находились две закапсулированные свинцовые лепёшки величиной со столовую ложку — они состояли из дроби номера около третьего, смешанной с волосами. Скорее всего кто-то дважды выстрелил из двустволки в голову переплывающего реку зверя с лодки. Так как оба заряда почти не разлетелись, можно было предположить, что стреляли в упор. В груди, под шкурой, я выковырял ножом из кожаной капсулы полуоболочечную пулю 9-го калибра от старого карабина «Лось» или «Медведь», а в крупе обнаружилась турбинная пуля Майера 12-го калибра. Со всеми этими ранениями медведь вполне благополучно жил не один год и, когда его в конце концов добыли, выглядел вполне упитанным.

Действительно, опытные охотники говорят, что крупные звери после первой пули если не упадут на землю, то становятся как бы нечувствительными к последующим ранениям, хотя бы каждое из них и было смертельным. Зверя, действующего при таких обстоятельствах, можно сравнить с заведённой машиной, обладающей огромной силой инерции, — рушатся системы питания, лопаются клапана и ломаются цилиндры, но механизм летит вперёд, будучи по сути уже мёртв, но не остановлен.

Традиционно считающаяся безопасной охота на берлоге тоже может таить в себе изрядную долю неожиданностей. Жертвами медведей на ней едва не стали Лев Толстой, Владимир Гиляровский, а также российский император Александр III.

«Вот случай, который отчасти характеризует эту охоту. Однажды четверо промышленников отправились на медведя, который лежал на берлоге в страшной чаще леса, — рассказывает А. Черкасов. — Дело было перед Рождеством, следовательно, уже в то время, когда можно было надеяться, что медведь облежался и не выскочит раньше времени. Промышленники, вооружившись как следует, взяли с собой и путо (род сети.—М.К), которое один из них, поздоровее, нёс на плече. Промышленники тихо и молча подходили уже к берлоге, продираясь сквозь густую чащу мелкой поросли, путались, запинались и тонули в снегу почти на каждом шагу. Охотник с путом шёл третьим в затылок. Как вдруг они услышали впереди себя по тому направлению, где должна была быть берлога, знакомый лай своих собак, которые оторвались от привязей и бросились вперёд них к берлоге, выпугнули зверя и погнали его как раз на подходящих промышленников. Медведь, преследуемый собаками, пробежал двух передовых охотников и напал на третьего с путом. Суматоха поднялась страшная: испугавшись такого неожиданного случая, охотники торопились помочь атакованному товарищу, но, путаясь в чаще, падали и не могли владеть оружием, между тем как медведь ломал чащу, как солому, смял уже несчастного под себя, и бог знает, чем бы всё это кончилось, если бы одна из собак не схватила медведя за зад, отчего медведь бросил промышленника и стал ловить вёрткую собаку».

Вообще-то, преследование раненого медведя — один из самых опасных видов охот, которые только приходят в голову. Это моё мнение отнюдь не оригинально и одинаково широко распространено по обе стороны Тихого океана. Вот что пишет по этому поводу У. Хиллен.

«Погоня за раненым гризли может быть крайне опасной. В чаще егеря не всегда решаются на этот подвиг, хотя человечность и охотничья этика требуют выследить и прикончить раненого зверя. Того же требует и здравый смысл, ведь если такой медведь выживет, он станет опасным для человека. Кроме того, он останется калекой на всю жизнь и для прокорма начнёт потаскивать скотину. В отместку скотоводы скорей всего прикончат нескольких ни в чём не повинных мишек, возводя напраслину на весь медвежий род. Некоторые фермеры, пастухи и охотники, едва завидев медведя, тут же палят в него, часто из оружия малого калибра или издалека. Водится это и кое за кем из индейцев.

В зарослях раненый гризли тих, как кошка. И дьявольски хитёр. Раненный, он ревёт, как бык, пока его не видно, но стоит ему скрыться в кустах или в лесу— и он притаится, как мышь, если только пуля не отшибла у него ум. Он даст тебе подойти близко по следу и будет выжидать за камнем или бревном, чтобы навалиться сзади в удобный момент. И жизнь свою он не отдаст задаром. Тебе покажется, что от каждой новой пули из него лишь чуть сильнее хлещет кровь. Нет уж, по-моему, бить — так наповал, а пристрелить раненого потом вдвое труднее».

Одна из самых неприятных обязанностей, которая выпадает на долю гида-проводника, — это поиск раненого медведя в зарослях кедрового стланика. Дело в том, что, как уже писалось выше, раненый медведь мгновенно пытается уйти с глаз долой — за камни, в складки рельефа или, что чаще всего случается на русском Дальнем Востоке, заросли кедрового стланика. И несмотря на то, что одной из основных задач проводника является предоставить возможность выстрела клиенту в месте, где даже при неточном попадании он или гид-проводник смог бы сделать второй выстрел, время от времени случается так, что раненый медведь получает возможность скрыться в кустах. Тогда события развиваются по установленному алгоритму — клиента уводят в лагерь, где он пьёт чай, кофе, пиво, вино, водку, виски, коньяк (нужное оставить, ненужное зачеркнуть). Проводник же в сопровождении ещё одного охотника начинает тропить медведя по следу, пока этот след можно разглядеть и пока зверь не будет убит.

Должен сказать, что это самая запоминающаяся часть медвежьей охоты. Ваш покорный слуга уходил за таким медведем одиннадцать раз и помнит буквально каждый шаг в переплетении кустов, когда внимание разрывается между каплями крови и сорванным мхом на земле, прядями шерсти на ветвях и сумраком прямо по ходу, сумраком, сгущающимся под зелёным сводом хвои и переплетающимися стволами стланика толщиной как минимум в руку. И из этого сумрака в любой момент с расстояния десяти (а чаще — пяти) метров в любой момент может выскочить оскаленная медвежья морда, и надо прямо под неё успеть сделать дуплет, который остановит зверя на месте. Поэтому идущий впереди очень внимательно наблюдает за всем, что творится прямо по ходу.

Второй человек всё своё внимание концентрирует по сторонам и сзади — бывает, что медведь обходит преследующих и нападает на них с тыла.

Лично я всегда предпочитал для этой работы двустволку 12-го калибра, заряженную мелкой картечью.

Как уже говорилось, вся стрельба при таком преследовании ведётся на расстояниях, редко превышающих десять метров, — таким образом, у вас едва хватает времени на полноценный быстрый дуплет. (Я всё-таки хотел бы попросить дорогих клиентов, приезжающих к нам на охоту, делать как можно меньше подранков.)