Читать книгу "Есть, господин президент! - Лев Гурский"

Мне следовало тотчас же выскочить во двор и распотрошить баки: вдруг содержимое кладовки еще здесь? Однако от отчаяния на меня напал приступ невероятной тупости: я ничего не сообразила и никуда не выскочила, а зачем-то принялась лихорадочно шарить по всем закоулкам духана – возможно, надеялась, что хозяин просто перетащил мусор с одного места на другое. Сжимая фонарик в руке, я прочесала банкетный зал, все шкафы в кухне, коридор вдоль и поперек, кабинет хозяина, снова зал, еще раз коридор и дошла уже до полнейшего маразма – полезла проверять кухонные котлы.

За этим идиотским занятием меня и застукал господин Кочетков.

Над ухом громко щелкнуло, стало очень светло и больно глазам. И сейчас же среди кухонной утвари разнеслось удивленно-ликующее:

– Твою мать! Кого я ви-и-и-и-жу! Ты-ы-ы?!

Не успев опомниться, я была выдернута мощным рывком за руку из кухни. Переброшена, словно теннисный воланчик, в банкетный зал. Посажена на ближайший стул. Придавлена к спинке пудовой медвежьей лапой. Ради такого случая хозяин духана «Сулико» временно забыл о природной скаредности и устроил в мою честь настоящую иллюминацию из двух люстр и трех бра.

– Яна Штейн, ахх-ре-неть! Собственной персоной! – Квадратная морда господина Кочеткова сама светилась не хуже люстры. Сроду бы не поверила, что одним своим видом могу доставить так много счастья такому плохому человеку. – Ну и ну! Ну ваще! Я-то, понимаешь, просто заглянул проведать, не упер ли кто чего, а тут у меня, наоборот, прибавленьице имущества! Ну не ожидал, удивила ты меня, честное слово! Это ж не просто подарок, а всем подаркам подарок! Я-то, значицца, все ломал голову: где ты, дрянь, можешь затаиться? А ты-то вот так вот взяла и своими ножками притопала. Добровольно. Прямо сюда. Ко мне в гости. Грандиозно!

Каждое слово хозяин «Сулико» сопровождал взмахом свободной руки, и я понадеялась, что в радостном порыве он вот-вот утеряет бдительность, взмахнув заодно и второй рукой. Но уж нет! Егор Семенович Кочетков, однажды упустивший Яну с места преступления, был не настроен повторять прежние ошибки. Держал он меня крепко.

– Соскучилась? – ласково вопрошал он. – Нет, ничего пока не говори, дай я лучше сам угадаю: ты что-нибудь здесь в прошлый раз потеряла? Колечко? Сережку? А-а-а! Хрустальную туфельку!

От восторга хозяин сделался разговорчив и щедр: он даже бесплатно выдавал мне шутки собственного сочинения.

– Я тебе устрою прынца, Золушка ты наша, – говорил он. Ладонь его все моталась над моей головой, словно пухлый розовый маятник. Туда-сюда, туда-сюда. – Я тебе, хорошая ты моя, устрою такого прынца, что будешь довольна. Ты меня, жаба подколодная, с таким человеком поссорила, но ты меня с ним и помиришь, зуб даю!

Толстая розовая пятерня маятника над головой сжалась в могучий стенобитный шар, пикирующий на меня. Я стиснула зубы, готовясь к удару по темечку – возможно, самому последнему в моей недолгой жизни. Но чудо! Смертельного удара не последовало: шар-кулак опять сделался ладонью и пролетел на бреющем мимо моей макушки.

– О-о-ох, как бы я тебя хотел придавить! – простонал господин Кочетков. – На кусочки разрезать… нашинковать… пропустить через мясорубку… Но ты не бойся, я тебя без надобности и пальцем не трону: пусть это удовольствие получит Гуля. Он-то думает, что я тебя выдумал для отмазки, а я ему – пожалуйста, Юрий Валентиныч! – вот она, та самая Яна Штейн, делайте с ней что хотите. – Хозяин «Сулико» скосил глаза на свой золотой браслет. – Сейчас рано, мы с тобой еще немного поболтаем, а через час можно будет выехать. Я тебя лично доставлю к нему на Николину Гору… Слушай, а зачем ты сюда-то пришла? Меня прям любопытство разбирает. Ну не молчи, скажи чего-нибудь.

– Ты бы меня отпустил, Егор Семенович. – Я изо всех сил старалась, чтобы голос мой не задрожал. – Для твоей же пользы. Сейчас я, поимей в виду работаю на очень больших людей. Они знают, где я. Сделаешь мне плохо – тебе же будет хуже втройне.

– Больших людей? – улыбаясь, переспросил господин Кочетков, и я поняла, что он мне нисколечки не поверил. – А я, значиц-ца, маленький? Нет, ты погляди на меня: я маленький? – Он опять превратил свободную ладонь в шар и поднес его к самому моему носу. – Это, по-твоему, что, маленький кулак?.. И-и-эх, Яна Ефимовна, смешная ты тетка. Даже жалко, что наша дружба так быстро закончилась. Ты мне, помнится, много всяких советов надавала, и были среди них полезные, врать не буду. Насчет цен, скажем, все по делу, надо снижать, факт… И про чулан тоже в точку – вчера только разгрузил я его от всякого сора, теперь оборудую, бухгалтерию туда посажу, удобно… А сегодня, чтоб ты знала, я и замок наружный сменю, а то там разные ко мне шастают без спросу… Только вот сегодняшним твоим советом я уж не воспользуюсь, ха-ха-ха: не отпущу я тебя. Ишь, чего захотела…

Господина Кочеткова несло. Слова вылетали из него в невероятном количестве и, поскольку я молчала, безответно повисали в воздухе клубами мошкары. Минут через двадцать над моей головой стало черным-черно от его злобной радости, нервного возбуждения, самодовольства – хоть вентилятором эдакую тучу разгоняй. Уже на пятой или шестой минуте словесной атаки я перестала воспринимать смысл сказанного, а только с ленивым любопытством смотрела на: 1) дырку рта, которая то открывалась, то закрывалась; 2) его мясистое ухо, которое во время разговора забавно шевелилось; 3) очередную каплю пота, которая медленно набухала на его носу, отделялась от стартовой площадки и отправлялась в полет вниз.

Рот открыт – ухо двинулось – капля собралась. Рот закрыт – ухо замерло – капля пошла. Рот снова открыт – ухо опять шевельнулось – капля уже в полете. Рот, ухо, капля. Раз за разом. Пот испаряется на полу и опять образуется на носу. Круговорот воды в природе – как в учебнике природоведения.

Наблюдая за природой в лице господина Кочеткова, я одновременно думала о том, какая набитая дура я, и о том, как башковит и смекалист капитан Макс Лаптев – настолько башковит и настолько смекалист, что он, быть может, сообразит вдруг проснуться на пару часов раньше обычного, первым делом ткнуться в мой номер и, не достучавшись, сразу все понять, оседлать японскую тарахтелку, на скорости примчаться сюда и за секунду до рокового исхода успеть протаранить двери. Бух-бах-бац – господин Кочетков повержен, а я свободна. Мысленно я отпраздновала победу добра над козлом и мысленно же поглумилась над горе-спецом по киднеппингу Измаилом Петровичем Кравченко: он-то говорил, что избавление в последний момент случается лишь в кино…

Тяжелая медвежья лапа хозяина «Сулико» встряхнула меня за плечо, и я очнулась от сладких мечтаний. По ту сторону заколоченной витрины уже кряхтя просыпалась Москва. На Большой Якиманке вовсю рычали утренние легковушки и грузовики, но долгожданного тарахтения «кавасаки» слышно не было. Я печально уставилась на входную дверь, в которую никто ради меня не спешил вламываться.

– Все, Яна Ефимовна, время вышло, поехали, – сказал господин Кочетков. – И лучше бы тебе сейчас не трепыхаться, а то мне придется помять твой фейс. Этого же тебе не нужно, правда? Хрен его знает, какое у Гули настроение. Вдруг хорошее? А может, он тебя возьмет и, ха-ха, помилует? – Проследив за моим взглядом, владелец духана добавил: – Сама видишь, твои большие люди за тобой не пришли. Никому, кроме меня, ты не нужна.