Читать книгу "Тамбур - Анна Малышева"

— Да что там у нее? — глухо раздался из кухни отцовский голос. — Опять гульба?

— Васса, девочка… — уговаривала Маша, но кошка упорно шла в бой. Она была в ярости, а Пусик окончательно оробел. Кошка махала лапой у него перед мордой, шипела и так страшно подвывала, что испугалась даже ее хозяйка. :

— Мать, иди посмотри, что там, — услышала она через дверь. Отец как раз проходил мимо ее комнаты — шел к себе, одеваться. — Она же глаза девчонке выцарапает.

— Сейчас, — послушно откликнулась мать, следуя за ним. — Только ничего она не выцарапает. Наверное, мало мы ей капель да вали от гульбы…

Родители притихли. Минут через пятнадцать хлопнула входная дверь, еще через пять во дворе заработал знакомый мотор. Маша узнавала этот звук даже сквозь предутренний сон. Отец уехал. Было ровно шесть.

— Ну а теперь… — ворвалась мать, — давай, объясняйся! Что это за девочка? Откуда?

— Тише, она спит… — Маша взяла на руки кошку, которая по-прежнему продолжала стонать заунывным, прямо-таки загробным голосом. — Я знаю немногим больше тебя. Мы познакомились случайно, где-то неделю назад, в переходе метро. Вчера вечером она позвонила и попросила ее приютить.

— И ты согласилась?! — в ужасе воскликнула мать, даже не думая понижать голоса. Когда уезжал муж, она всегда говорила громко. Казалось, у нее были разные голоса на разные случаи жизни. — Она сбежала из дому? Она бездомная?

— Я ничего не… — начала было Маша, но тут же смолкла — девочка надрывно раскашлялась. Ее голова со спутанными волосами приподнялась было с подушки, но тут же бессильно упала, как цветок на сломанном стебле. Глаза приоткрылись. Они лихорадочно блестели и, казалось, не различали фигур, стоявших перед нею.

Женщина склонилась над постелью:

— Да она еще и больна!

— Неудивительно. Сбежала из дома в тапочках.

— В тапочках?! — Мать взглянула на два мокрых матерчатых комка, валявшихся возле кровати. — Да что с нею случилось?!

— Боюсь, она сильно простыла… — растерянно произнесла Маша. Ей пора было собираться на работу.

В ее постели лежала девочка, с которой она была едва знакома. Под подушку забился и вовсе незнакомый перепуганный кот. Мать была в недоумении. А отец? Что скажет отец, приехав с работы?!

— Нужно вызвать врача, — твердо решила Маша.

— Да?! Аза кого мне ее выдавать? За младшую дочь, что ли?! — немедленно огрызнулась мать. — Нет уж, давай ее растолкаем, спросим адрес и домашний телефон, пусть ее забирают! Ты сумасшедшая!

— У меня есть телефон ее матери…

— Нет! — Светлана внезапно уселась в постели.

Теперь было очевидно, что ее сжигает жар — она была бледна нехорошей бледностью, на скулах горели розовые пятна. Глаза смотрели в никуда.

— Нет, — хрипло повторила она. — Не звоните ей.

— Почему?! — Маша присела на край постели, сжала тонкую, пылающую жаром руку своей гостьи. — Ты убежала от мамы? Что она тебе сделала?

— Ничего. Только не звоните ей! — И тяжело повернувшись на бок, обняла кота. — Я сейчас встану и уйду.

— С такой температурой?! — Машина мать, хотя и была неимоверно сердита, немедленно уяснила для себя, что выслать на мороз ребенка в таком состоянии, значит — его убить. — Я принесу градусник! А ты, — она погрозила дочери крепко сжатым кулаком, — думай, что делаешь!

Светлана позволила измерить себе температуру.

Оказалось — тридцать девять и четыре. Взрослые переглянулись. Маша до боли кусала губы — она уже опаздывала на работу, но уйти вот так, бросив девочку, никак не могла. Мать первая взяла себя в руки:

— Так, собирайся и езжай! Я сама разберусь. И оставь мне телефон ее матери, если он действительно у тебя есть.

— Не давайте, — Светлана еле говорила. — Я сейчас уйду. И кота унесу. Я даже знаю, куда пойти. Я…

Она явно лгала, из последних сил стараясь приподняться с подушки. Взгляд метался, губы пересохли и запеклись бледными пленками. Мать Маши твердо, но ласково уложила ее обратно:

— Через мой труп уйдешь. Поняла? Отдам только на руки маме.

— Нет!

— Но почему ты ее так боишься?! — не выдержала Маша. — Что она тебе сделала?!

— Мне ничего, — прошептала девочка. — Но она…

Она…

И, отвернувшись к стене, внезапно замолчала.

* * *

Половину дня она провела, как в бреду. Маше казалось, что она сама заболевает, что это она проехала через пол-Москвы в тапочках, с голыми ногами, по морозу, и теперь мечется на скомканной постели. Нет, в матери она не сомневалась — та все сделает правильно, не обидит ребенка, поухаживает за Светой. Но что дальше? Уже вечером начнутся большие проблемы. Отец не был жестоким человеком, но его любовь к «закону и порядку» зачастую выглядела слишком преувеличенной.

Он не выставит больную девочку за дверь, хотя бы уже потому, что это не его ребенок, а стало быть, не его грех, что девчонка воспитана так скверно, что удрала из дома.

Что могут быть веские причины удрать — ему и в голову не придет. Свету он не тронет, зато отыграется на жене и дочери.

И Маша едва перебирала онемевшими пальцами колечки, кулоны, серьги, выписывала чеки и двигалась так вяло, что все обратили внимание. Ее спрашивали — здорова ли она? Заведующая, торопливо проходя мимо ее прилавка, на миг остановилась, удивленно нахмурилась и, ничего не сказав, двинулась дальше.

— Алло? — Она достала из кармана зазвонивший мобильник. В принципе на работе ими пользоваться запрещалось, особенно во время наплыва покупателей — ведь нужно за всем следить. Но сейчас ей было все равно, и потом она боялась, что позвонит мать и сообщит нечто ужасное. Но это была Татьяна.

— Что это у тебя голос полумертвый? — весело спросила она. — Или мне показалось?

— Показалось, — обморочно ответила девушка, пытаясь проследить взглядом за покупательницей, которая уже полчаса вертела вокруг запястья браслет с самоцветами. То он казался велик, то не очень дорого выглядел, но слишком дорого стоил, то… Так или иначе покупательница никак не могла принять решение — отдать его или купить. В другой день Маша за несколько минут уломала бы ее на покупку, причем толково и ненавязчиво. Но не сегодня. Не сейчас.

— А все-таки, ты что-то не в себе, — уже серьезно произнесла Татьяна. — Переживаешь… Из-за него?

Она сказала это как-то сухо, и Маше показалось, что женщина полагает, будто ей еще небезразлична судьба Димы. Они больше не были соперницами — обеих обманули. Им нечего было делить — во всяком случае, не любовника. И жизнь (в образе Димы) преподала обеим одинаковый урок.

— Нет, у меня другая причина, — сдержанно сказала девушка. — Одну минуту, я на работе. Так вы берете или нет?