Читать книгу "Великий лес - Збигнев Ненацкий"

открыл его и так же молча начал бросать в костер фотографии, заявления, весь материал, который он когда-то собрал на браконьеров.

— Так мы уже не должны быть вашими друзьями? — уточнил Карась.

— Нет.

— Это точно?

— Точно, пан Карась. Я при вас сжег весь компромат.

— Зачем? — подозрительно спросил Будрыс.

— Потому что я перестал быть охотинспектором, и меня не касается, что творится в лесу.

— И пистолета у вас больше нет, — радостно заметил Карась.

— Нет.

— Так мы сейчас можем вас проучить за то, что вы нас били и пугали, — съехидничал Карась.

— Да, — улыбнулся Марын.

Эта улыбка разозлила Карася. Он осмотрелся. Увидел сучковатую палку и схватил ее, чтобы ударить Марына. Но тот вскочил, как пружина, схватил одну из жердей, на которых сидел, потому что ничего он в эту минуту не хотел так, как дать этим двоим людям новый урок. В борьбе на палках и шестах он когда-то был лучшим. Правда, это были давние времена, но ведь он помнил все необходимые в такой ситуации оборонительные и атакующие движения.

Будрыс схватился за палку, которую держал Карась, и вырвал ее у него из рук.

— Не глупи. Карась. Разве он приехал бы сюда так спокойно, если бы боялся твоей палки?

Марын сел возле костра.

— Ни один из вас не попал в милицию или под суд, — сказал он. — Я ждал благодарности, а не палки, пан Карась. И из-за того, что вы отозвали свое заявление, у вас тоже не было никаких неприятностей. Я получил наследство от Хорста Соботы, и мы должны будем жить рядом долгие годы.

— Есть такие места в лесу… — начал Карась. За него закончил Марын:

— …такие места, что если я туда вас затащу, никто уже вас не найдет до конца света.

Будрыс снова сел у костра, из кармана покрытой пятнами куртки вытащил хлеб с салом в замасленной газетной бумаге.

— Вы не побрезгуете куском хлеба, пан Марын? — вежливо спросил он.

— Не побрезгую.

— А ты, Карась?

— Я не хочу, — буркнул тот. Он жалел, что позволил вырвать палку и не отомстил Марыну. Но он внимательно слушал, что говорит Марыну Будрыс.

— Старый Хорст оставил вам все свое добро. Не Веронике, а вам. Это был ненормальный, но не настолько, чтобы отдавать наследство кому попало. Поэтому я думаю, что в вас есть что-то такое, что он открыл, но другие не могут этого так легко заметить. Говорят, что вы можете обернуться волком. Одни старые бабы верят в такие глупости. Вы хуже волка.

— Да.

— И я обратил внимание на то, что вы хорошо чувствуете себя в лесу, хотя и пришли сюда из города. Вы такой же, как мы: лесной человек.

— Жаль, что об этом не знал старый Хорст. Он не оставил бы мне свое добро, — улыбнулся Марын. — Он ненавидел лес и лесных людей.

— Это правда, — поддакнул Марыну Будрыс и вручил каждому по куску хлеба с салом. — Поэтому он расставил на вас ловушку.

— Какую? — заинтересовался Карась, у которого уже прошла злость, и он уже начинал чувствовать любопытство к бывшему охотинспектору.

— Эту женщину в доме, Веронику… — тихо сказал Будрыс.

— Ее все имели… — пренебрежительно пожал плечами Карась.

— Я не имел, — возразил Марын.

— И это ваше счастье, — серьезно заявил Будрыс. — Потому что те, кто ее имел, уже давно удрали отсюда куда глаза глядят. Это мстительная зверюга. Волк не такой опасный, как волчица. От старшего лесничего Тархоньского только клочья остались, которые врачи потом сшивали. А лесник Вздренга никуда не выходил без ружья, в конце концов струсил и переехал в другое место. Разденься, Карась, покажи пану Марыну шрамы на теле. У меня их тоже достаточно. Никогда я не хожу один мимо дома Хорста Соботы.

— Я ее не насиловал, — сказал Марын.

— Тархоньски тоже не насиловал. И Вздренга. Но они держали ее, когда Кулеша брал ее силой. И вы были при этом, пан Марын. Вы ее не держали, но были при этом. И она вам этого никогда не простит. В один прекрасный день она вам такое устроит, что вы завоете, как подстреленный зверь. Собота не был глупым человеком. Он оставил вам свое добро, а ему дал охранника. Когда она заметит, что вы побратались с лесными людьми, что вы едите с ними хлебушек с салом, вам боком выйдет эта дармовщина.

— Это значит, что этот хлебушек и это сало…

— Да, пан Марын. Это наша плата за дружбу. Она вам этого не простит, — захихикал он. Карась сказал, прикладывая руку к груди:

— Это не правда, что я говорил, будто все ее имели. Я тогда не был в лесу. И передайте это ей, пан Марын, если можно вас об этом попросить. Жена моя сутками не спит, потому что, говорит, в каждую минуту крыша у нас над головой может загореться. Прогоните отсюда эту волчицу.

— И продайте кобылу, пан Марын. Вы уже не будете ездить на ней по лесу, — посоветовал Будрыс. — Она согласится на все, но не позволит вам бывать в лесу. Потому что ее так воспитал старый Хорст.

— Это мой дом и мой сад, — сказал Марын. — Он подарил их мне, а не ей.

— Все знают, что он хотел дописать у нотариуса. Что он ее дарит вам вместе с домом и садом. А это значит, что он и вас ей подарил. Потому что только ее он любил на самом деле.

Марын вздрогнул. Не так давно он слышал те же самые слова от Вероники. Она сказала ему, что если кому-то дарят дом, сад, женщину, лошадь, собаку, то словно бы всем этим вещам и существам даруют владельца. Из-за этого дара он стал рабом дома, сада, этой женщины.

— Прогоните отсюда эту волчицу, — просительно повторил Карась. Марын молча вытер платком замасленные пальцы, молча кивнул головой обоим лесным людям, вскочил на лошадь и помчался в лес. Лошадь снова занесла его на Топник, потом на Мертвое и Гнилое болота. Он отдавал себе отчет, что все меньше понимает в делах, которые его окружили. На вырубке возле костра он чувствовал, что Будрыс и Карась правы, его убедило подозрение, что Вероника мстит всем, кто стал причиной ее женского уродства. Не забыла же она, что Марын не двинулся из-за стола, когда ее схватили Тархоньски, Будрыс и Вздренга. В самом ли деле ее не трогало, что чужой человек получил все наследство от Хорста Соботы?

Он вернулся еще засветло на покрытой пеной лошади и, прежде чем войти в дом долго вытирал ее бока пучком соломы.