Читать книгу "Становление спецслужб советского государства. 1917–1941 гг. - Николай Николаевич Лузан"

весах она мало что уже стоила бы. С закрытием посольства Германии в Москве связи, наработанные Гейне и Колонистом с его сотрудниками, неизбежно обнулялись. И эта грядущая суровая реальность вынуждала Судоплатова искать пути, как в таких условиях использовать возможности агентов для продолжения дальнейшей разведывательной работы. Он снова и снова перебирал различные варианты активизации оперативной игры, и каждый раз короткое слово «война» сводило все на нет. Окончательно измотав себя, Судоплатов сложил документы в сейф, опечатал, включил сигнализацию и сдал кабинет под охрану дежурному по управлению. Тот опустил тубус с ключами в ячейку хранилища, снял трубку телефона и связался с гаражом, чтобы вызвать машину.

— Не надо! — распорядился Судоплатов и пояснил: — Голова трещит, пройдусь пешком.

— Да, сейчас прогуляться одно удовольствие. После дождя на улице посвежело, — согласился дежурный.

— До свидания. Спокойного дежурства, — пожелал Судоплатов.

— Спасибо. Но покой нам только снится. Час назад немцы снова обстреляли наш пост на участке 91‐го погранотряда, — доложил дежурный и, не сдержавшись, в сердцах сказал: — Ну сколько это можно терпеть, товарищ майор? Пора уже всыпать!

— Придет время, всыпем, — буркнул Судоплатов и поспешил к лифту, спустился на первый этаж, через центральный подъезд вышел на площадь Дзержинского и бросил взгляд по сторонам.

Москва продолжала жить своей обычной жизнью, и ничто не говорило о той надвигающейся страшной беде, что еще несколько минут назад Судоплатов ощущал каждой клеточкой своего тела в стенах служебного кабинета. Здесь, на улице, на лицах многих прохожих светились улыбками, а в воздухе звучал задорный смех. В сквере перед Политехническим музеем играл духовой оркестр, музыканты исполняли снова вошедшую в моду мелодию «Амурские волны». В такт ей несколько пожилых пар грациозно вальсировали. Все вокруг дышало миром, покоем и было исполнено радостью жизни.

После прошедшей грозы покой установился и в природе. Ветер стих, его легкие порывы шаловливо поигрывали листвой кленов и лип. Луч заходящего солнца жаром блеснул на колокольне Ивана Великого и померк. Вечерние сумерки опустились на Москву. После проливного дождя жар, исходивший от мостовой и стен зданий, спал, в воздухе появилась бодрящая свежесть, и город ожил. Пестрые, разноголосые людские ручейки захлестнули улицы. В парках и скверах на танцевальных площадках молодежь самозабвенно отдавалась новым модным танцам — фокстроту и тустепу.

Судоплатов в полную грудь вдыхал бодрящий вечерний воздух, в котором смешались запахи цветов и сирени, спустился к Театральной площади и оказался в людском водовороте. Во МХАТе только что закончился спектакль «Мертвые души», игра актеров вызвала у зрителей бурю эмоций. Судоплатов безоглядно отдался во власть людской реки, и она вынесла его на улицу Горького, бывшую Тверскую. Отсюда рукой было подать до дома, в квартиру он поднялся, окончательно овладев собой. Супруга Эмма, тонко чувствовавшая его настроения, не уловила той бури чувств, что еще недавно бушевала в нем. И тому была причина, ее отметили в числе лучших по итогам работы подразделения в первом полугодии, и она находилась в приподнятом настроении.

Оно передалось Судоплатову, и тревога отошла на второй план. За поздним ужином он старательно избегал разговора на тему отношений с Германией, в последние дни ставшую злободневной, и поддержал предложение провести первую половину воскресенья на пляже Водного стадиона. Разговор прервал стук в дверь — это подошла соседка — жена наркома Меркулова. Она не удержалась, чтобы не продемонстрировать Эмме новое платье, сшитое в ателье у модного модельера Мишкина. Они уединились в гостиную. Судоплатов прошел в спальню и, по уже сложившейся традиции, обратился к изучению немецких газет. На первых полосах в глаза бросалось заявление ТАСС о том, что:

«…Несмотря на очевидную бессмысленность слухов о войне, ответственные круги в Москве все же сочли необходимым, ввиду упорного муссирования этих слухов, уполномочить ТАСС заявить, что эти слухи являются неуклюже состряпанной пропагандой враждебных СССР и Германии сил, заинтересованных в дальнейшем расширении войны…»

Он не стал читать комментарии, свинцовая усталость дала знать о себе, и лег спать.

В эти самые минуты за тысячи километров от Москвы на протяжении всей западной границы вооруженная до зубов армада вермахта и европейских сателлитов фашистской Германии изготовилась для вероломного нападения. Баки самолетов, танков и машин были заправлены под завязку, орудия расчехлены, личный состав обеспечен трехдневным сухим пайком, а фляжки наполнены шнапсом. Командиры частей заняли места на наблюдательных пунктах и ждали наступления часа «Ч». То, что они видели в последние дни на советской территории, вызывало неподдельное изумление.

Опытный взгляд тех, кто имел за спиной три года войны, не замечал признаков подготовки подразделений Красной армии к боевым действиям. Их служебно-хозяйственная деятельность подчинялась распорядку предвыходного дня. На спортивных городках гудел задорный людской муравейник, у бань царило веселое оживление, перед клубами, на летних площадках киномеханики натягивали экраны, вокруг них вился рой неугомонной ребятни.

День подошел к концу. Вечерние сумерки быстро сменились июньской ночью. Она длилась недолго. Порывистый ветер сорвал молочно-белую вуаль, укрывавшую Буг, и мелкая рябь сморщила зеркальную поверхность. Звезды трепетно мигнули и растворились в иссини бездны неба. В кустах робко защебетали птицы. Хрустально-чистый воздух, в котором смешались запахи полевых цветов, стал недвижим. Предрассветные сумерки сгустились, и через мгновение восток озарила яркая вспышка. Из-за горизонта появилась алая, как кровь, кромка диска солнца. Последний мирный день вступил в свои права.

Командующий 3‐й танковой группой генерал-полковник Г. Гот приник к стереотрубе. В окуляре отчетливо просматривались огневые точки Брестской крепости. На берегу Буга сквозь маскировку проглядывала тонкая паутина траншей и окопов. Гот внимательно вглядывался в оборонительные позиции, но так и не обнаружил признаков усиления постов. Жизнь гарнизона крепости и пограничной заставы шла своим повседневным чередом.

За стенами крепости также царила почти идиллическая, пасторальная благодать. Начался первый укос сочного, ароматного разнотравья. Село опустело. На заливных лугах пестрым цветником рассыпались косари. У реки, на сходнях, женщины стирали и полоскали белье. В мелководной заводи плескалась и смеялась беззаботная ребятня.

Личные наблюдения генерала подтверждали данные войсковой разведки — русские не подозревали о грядущей войне. Позже, в своих мемуарах Гот так описал тот последний мирный день.

«…21 июня я находился в передовых частях моих корпусов, проверяя их готовность к наступлению. Тщательное наблюдение за русскими убеждало меня в том, что они ничего не подозревают о наших намерениях. Во дворе крепости Брест, который просматривался с наших наблюдательных пунктов, под звуки оркестра они проводили развод караулов. Береговые укрепления вдоль Западного Буга не были заняты войсками».

Роковые иллюзии вождя

Война стояла на пороге СССР, а Сталин продолжал находиться в