Читать книгу "Княжич Юра - Михаил Француз"

комнаты одного из клубов музыкального направления, куда, после окончания уроков, мы вместе с ней и направились. Только вдвоём.

Запертая на ключ дверь — тоже была. Сквозняком из открытого из-за духоты окна, всё время открывало входную дверь комнаты, что жутко отвлекало и действовало на нервы. Поэтому, после четвёртого её хлопка, Алина, вынужденная очередной раз прерваться, раздраженно схватила ключ со стола, и решительно прошагала к двери, чтобы в пару движений вставить этот ключ в замок и дважды провернуть, отрезая внешний мир от нашего кабинета. Или наш кабинет от внешнего мира.

Пуговички и жара в кабинете — тоже были. День солнечный, по-летнему тёплый. Солнышко изрядно пригревает. В конце концов, нынче ж ещё только четвёртое сентября… хм. Почти как третье… Я даже всем известную… в мире писателя, песенку Шафутинского себе под нос промурлыкал от этих возникших в голове ассоциаций. Ну, сколько я её вообще помнил. А помнил я её не дальше припева — всё ж, не поклонник шансона.

Алина моё мурлыканье услышала. Попросила повторить громче. Я её просьбу выполнил — повторил. Она задумалась, потом сказала, что что-то в этих строчках есть. Что-то непонятное, простое, но цепляющее и застревающее в голове. Заодно, попытались тут же моё мурлыканье, в качестве примера, записать на доске нотами… Пришлось пообещать, что и эту «свою» песню я ей потом как-нибудь спою полностью… может быть. Если не забуду и настроение будет.

Так вот, о чём я? Ах, да — о пуговичках! Пуговички тоже были — Алина сняла пиджак и даже развязала свой галстучек, оставшись только в белой непрозрачной блузке/рубашке (напомню — не разбираюсь в тонкостях названий предметов женской одежды) и тёмной форменной юбке. Пуговички и у меня были: я свой пиджак тоже снял. Ну, жара ведь — она на всех действует, не только на девушек. А стесняться своей фигуры нынче у меня гораздо меньше поводов, чем несколько месяцев назад: жирок-то подвытопился. А мышцы — наоборот, постепенно, очень-очень медленно и трудно, но нарастать начали… ну, ладно, ладно! Не нарастать, а только крепнуть — не из чего им там нарастать. За объёмами — это не ко мне, и не к моей диете с моими тренировка. Это в качалку. Я ж протеином не загружаюсь по самые уши и с весами на срыв не работаю. Вот и не бугрятся они рубцовой тканью. У меня: только бег, кунг-фу, турник и плавание — это совершенно другой тип формирования тела и внешний вид…

Эм, в общем, свой пиджак я тоже снял.

Итог: закрытый на ключ кабинет, в здании, внутри которого полностью запрещены и отсутствуют камеры видеонаблюдения, жаркая почти летняя погода, парень и девушка в пубертате, наедине, без свидетелей и надзора взрослых… занимаются изучением нот и пением.

Какая-то совсем нереалистичная картина получается. Вот совсем-совсем. Не верится в неё. Точнее, не верится в благоразумие этих двух подростков, и в то, что занимаются они там именно музыкой. Точнее, только музыкой…

Однако, факт.

Не знаю, что происходило в голове у Милютиной, создавшей всю эту ситуацию. Не могу знать, что варилось в этой хорошенькой умной головке со слегка покрасневшими щёчками, обрамлённой черными, как смоль, прямыми и длинными, сильными и блестящими волосами.

И того, как она, время от времени, когда думала, что я не вижу, покусывала свою губу — я… тоже не видел. «В» — вежливость и «Т» — тактичность.

Нет, ну а что? Я, вообще-то, женатый человек… в одном из миров. И, соответственно, с интимной жизнью в том браке у меня полный порядок. Не знаю, как именно это работает со «сноходчеством» и «двойной жизнью», но секс в одном мире вполне успешно умудряется снимать спермотоксикозное напряжение в обоих. По крайней мере, психологическое. Чисто физиологически, свою юношескую «палатку», в которую превращается одеяло под напором некоего вполне определённого органа, я каждое утро имею удовольствие наблюдать.

А то, что Милютина — красавица? Да — это так. Девочка умеет себя подать так, чтобы это определение не вызывало сомнений: стройная, высокая, опрятная, ухоженная, уверенная в себе, юная и свежая… Эстетическое наслаждение от нахождения в её обществе и взглядов на неё я испытываю. Не отказываюсь. Вот только: ноты важнее секса. И я с ней в эту «каморку, что за актовым залом», пошёл именно нотами заниматься, а не сексом. Вот и занимался. Целенаправленно, вдумчиво, со зрелыми концентрацией и сосредоточенностью на задаче, которых, в своё время, в аналогичном возрасте мне ой как не хватало…

И это давало свои результаты. Вообще, когда ты ноты не только видишь на бумаге, но ещё можешь их слышать, учатся и запоминаются они значительно легче. На порядок! Так что, я был совершенно не разочарован помощью Алины. И был очень ей благодарен за проявленную в том инициативу.

Однако, если бы этого было достаточно для освоения всей нотной грамоты за один единственный день, то, как я уже раньше говорил, музыкантам не приходилось бы тратить годы своей жизни на достижение этой задачи…

* * *

На стрельбу, в этот день я не попал. И в бассейн не пошёл. Мне едва-едва времени хватило только, чтобы пару яблок в топку закинуть, да уроки на завтрашний день сделать прежде, чем будильник на часах протрубил «отбой», и я послушно лёг спать.

Да — будильник. Да — «отбой». И да — лёг спать. Потому, что на длинных дистанциях, нет ничего важнее дисциплины и планомерности. Какая польза будет от того, что я проигнорирую этот сигнал и проведу полностью бессонную ночь? Никакой. Наоборот — весь следующий день я буду неработоспособен. И вместо ускорения в своём обучении, я получу существенные потери эффективности и замедление. Провал, который придётся компенсировать новыми ударными дозами труда. Что, в конечном итоге, сформирует выматывающую «студенческую пилу», настолько же тяжёлую для организма, насколько и малопроизводительную в части освоения и усвоения новых сложных знаний.

«Тайм-менеджмент» куда эффективнее «Биохакинга»…

Жаль только, что понимание этой простейшей в статистическом представлении истины приходит к нам лишь с возрастом. Да ещё и с весьма солидным возрастом. Пылкому и увлекающемуся подростку бы она очень могла пригодиться. Очень. Но — он к ней глух. Именно в силу своей пылкости и переизбытка бьющей через все возможные края