Читать книгу "Воронята - Мэгги Стивотер"

Адам достал пистолет. На ощупь оружие казалось тяжелым и злым.

– Я здесь, чтобы это не повторилось. Развяжи ее.

Пуп повторил:

– Господи…

Он подошел к Нив и приложил нож к ее щеке. Женщина слегка поджала губы – и только.

Пуп сказал:

– Отпусти пистолет, иначе я изуродую ей лицо. А еще лучше, бросай его сюда. И не забудь сначала поставить на предохранитель, иначе ты можешь ее чисто случайно застрелить.

У Адама возникло подозрение, что Ганси на его месте сумел бы как-нибудь отболтаться. Он расправил бы плечи и подавил Пупа авторитетом. И тот сделал бы всё, что от него требовали. Но Адам был не таким, как Ганси; и ему пришел в голову единственный вариант:

– Я пришел сюда не для того, чтобы кто-то умер. Я брошу пистолет подальше, но только не вам в руки.

– Тогда я изуродую ей лицо.

Нив спокойно произнесла:

– Тогда ничего не получится. Ты что, не слушал? Я думала, тебе интересен процесс.

Адам посмотрел ей в глаза, и у него возникло странное, сбивающее с толку ощущение, как будто он увидел нечто необычное. Как будто на него взглянули сразу Мора, Калла и Персефона.

Пуп сказал:

– Ладно. Бросай пистолет в сторону. И не подходи ближе.

Он обратился к Нив:

– В каком смысле – ничего не получится? Ты блефуешь?

– Брось пистолет, – сказала Нив Адаму. – Я не против.

Адам бросил оружие в кусты. Оттого что пришлось это сделать, ему стало стыдно и больно, но в то же время он почувствовал себя лучше, когда избавился от пистолета.

Нив продолжала:

– Баррингтон, ничего не получится, в первую очередь, потому, что ритуал требует жертвоприношения.

– Ты собиралась меня убить, – заметил Пуп. – Думаешь, я поверю, что это не сработает наоборот?

– Поверишь, – ответила Нив.

Она не сводила глаз с Адама. И вновь ему показалось, что он заметил странный проблеск в ее лице. Черная маска, два зеркала, лицо Персефоны…

– Это должна быть личная жертва. Моя смерть не принесет результата, потому что я для тебя ничего не значу.

– Но и я для тебя тоже, – сказал Пуп.

– Ты – нет, а убийство – значит, – произнесла Нив. – Я никогда никого не убивала. Я, так сказать, лишусь невинности, если убью тебя. Это огромная жертва.

Адам заговорил и сам удивился, как отчетливо зазвучало в его голосе презрение:

– А ты уже один раз убил человека, так что теперь тебе нечего отдать.

Пуп негромко выругался. Листья размером и цветом как монетки сыпались вокруг. Нив продолжала смотреть на Адама, и теперь невозможно было отрицать, что в ее глазах он видел какое-то другое место. Черное, похожее на зеркало озеро, чей-то голос, глубокий, как недра земли, два обсидиановых глаза, иной мир.

– Мистер Пуп!

«Ганси!»

Голос доносился из-за дерева с дуплом. Вслед за Ганси, когда он вышел на свет, показались Ронан и Блу. Сердце Адама одновременно наполнилось тяжестью и обрело крылья; облегчение было буквально осязаемым, но и стыд тоже.

– Мистер Пуп, – повторил Ганси.

Даже в очках и с растрепанным со сна волосами, он явился во всем блеске, лощеный и властный, как подобало Ричарду Ганси Третьему. На Адама он не смотрел.

– Полиция уже едет сюда. Я очень рекомендую вам отойти от этой женщины и не усугублять ситуацию.

Пуп, казалось, хотел ответить – и захлопнул рот.

И тут все посмотрели на нож в его руке и землю под ним.

Нив пропала.

Они обвели взглядом пентаграмму, дерево с дуплом, пруд… какая чушь. Нив не могла ускользнуть за десять секунд так, чтобы никто этого не заметил. Она не двигалась с места. Она просто исчезла.

Несколько секунд царила тишина. Все застыли, являя собой воплощенное сомнение.

Затем Пуп отскочил от пентаграммы. Адам понял, что он бросился за пистолетом.

Ронан оказался рядом с Пупом в ту самую секунду, когда тот схватил пистолет. Пуп ударил его рукояткой в челюсть. Голова Ронана откинулась назад.

Пуп наставил оружие на Ганси.

Блу крикнула:

– Остановитесь!

Времени не было.

Адам прыгнул в центр пентаграммы.

Странно, необъяснимо – но все звуки затихали там. Крик Блу заглох, словно под водой. Воздух не двигался. Единственным подлинным ощущение было электричество – едва уловимое покалывание подступающей грозы.

Нив сказала, что дело не в убийстве, а в жертвоприношении. И Пупа это поставило в тупик.

Но Адам лучше, чем Пуп или Нив, знал, что такое жертва. Он понимал: дело не в том, чтобы кого-то убить или сложить треугольник из птичьих костей.

Если уж об этом говорить, Адам всю жизнь приносил жертвы. И он знал, какая из них самая большая.

И самая легкая.

Он не боялся.

Жизнь доставалась Адаму Пэрришу нелегко. Эти мускулы и внутренние органы, сухожилия и нервы существовали чудом. Он чудом двигался, чудом выживал. Однако самым главным в Адаме Пэррише была свободная воля. Способность быть себе господином.

Это было важно.

Всегда было важно.

Это составляло сущность Адама.

Опустившись на колени в середине пентаграммы и вцепившись пальцами в мягкую, покрытую мхом землю, Адам произнес:

– Я отдаю СЕБЯ.

Крик Ганси был мучителен.

– Адам, нет, НЕТ!

«На его условиях – или никак».

«Я стану твоими руками, – подумал Адам. – Я стану твоими глазами».

Послышался треск.

И земля у них под ногами пошла волнами.

46

Блу отшвырнуло к Ронану, который как раз начал подниматься после удара. Огромные каменные глыбы, разбросанные среди деревьев, вздымались, как вода. Пруд заколыхался и стал выплескиваться из берегов. Вокруг слышался шум, как от приближающегося поезда, и Блу подумала только об одном: «До сих пор со мной еще не случалось никакой настоящей беды».

Деревья приподнимались, словно пытались вырваться из земли. Листья и ветки густым, яростным дождем сыпались вниз.

– Землетрясение! – закричал Ганси.

Одной рукой он накрывал голову, другой цеплялся за дерево. Волосы у него были в пыли.

– Что ты наделал, придурок! – заорал Ронан Адаму, который стоял в середине пентаграммы, с настороженным и внимательным видом.

«Это прекратится?» – подумала Блу.