Читать книгу "За тридцать тирских шекелей - Данил Корецкий"

– Туза отпустили. Так что, имей в виду на всякий случай.

– Как отпустили? – растерялся Граф. – Почему?

– Нет на него ничего, – спокойно ответил Семёнов. – Сам он «на дело» давно не ходит, а кореша его не сдают. Вот и получается, что он обычный советский гражданин, ничего противоправного не совершает, инвалид к тому же.

– Интересно у вас получается! – Граф выругался и бросил трубку.

* * *

Трофимов увлеченно работал по линии «перстень у Калиостро». По подсказке Афористова Ирина действительно нашла сведения о пребывании мага в Петербурге, кроме того, ему удалось договориться о командировке в Рим, где в архивах хранились целые тома материалов об этом интереснейшем и неоднозначном историческом персонаже. Но обычного удовлетворения от удачного исторического поиска он не испытывал… Мешало странное чувство, в котором он не мог разобраться.

Его тянуло к Лене – этой многорукой богине любви. По всем возможным обвинениям он коварную красавицу заранее оправдал: и трусики он мог сам, по рассеянности, сунуть себе в карман, и звонить Ирине она могла из лучших побуждений, волнуясь о взбалмошном кавалере, да и не факт, что звонила именно она: может, Стрекоза похулиганила или отличница Наташа хотела позабавиться… А уж духи могли попасть на пиджак совершенно случайно, тут и сомнений быть не может… Но сомнения всё же были. И, чтобы их развеять, следовало поговорить с Леной, и если она подтвердит оправдательные версии, то и голову ломать незачем – значит, именно так все и было, и никакого коварства в ней нет, да и быть не может!

Он часто представлял идиллическую сцену примирения: с рыданиями несправедливо обиженной Леночки у него на груди и его страстными, искренними успокоениями, перед которыми невозможно устоять… Примирение обязательно должно было состояться в квартире журналистки, похожей на будуар куртизанки, ибо нигде больше искренность чувств не могла достигнуть того уровня, когда не остается места сомнениям…

Но талантливую Елену Еремину было трудно застать по телефону и на работе, и дома. А если и удавалось поймать, то разговор был очень коротким: она ссылалась на занятость по работе, которая вот-вот должна закончиться. В общем: «Как только – так сразу!» Несколько раз он даже караулил искусницу Лакшми под ее домом, но создавалось впечатление, что она или там не живет, или приходит под утро, когда семейный доцент должен греть свое гнездышко, а не следить за чужими.

Успокаивало только то, что обольстительница не объявляла о полном разрыве, наоборот, настоятельно уверяла, что опубликует его интервью и обязательно подарит газету со своим автографом. И надо сказать, что слово свое она сдержала!

Газету с автографом принес на кафедру высокий, широкоплечий молодой человек, явно профессиональный спортсмен достаточно высокого уровня. На счастье (которое продлилось недолго), лаборантка Танечка средством массовой информации не заинтересовалась и небрежно бросила «Вечерний Ленинград» на трофимовский стол. Когда он пришел, взял газету и увидел округлый почерк Лены поперек листа: «Моему герою, с пожеланием задуматься! Е. Еремина», он испытал прилив радостного тепла к сердцу и захотел тут же похвастаться перед Танечкой или сразу же отнести «вечерку» Поплавскому – пусть знает, как ценят преподавателя вверенного ему факультета!

Но потом решил, что с дарениями дело успеется, надо будет купить полсотни газет и распространить их на факультете, да и Ивану Ивановичу передать будет нелишне… Все-таки это не просто узко-научная, а широко-социальная оценка его скромной личности и напряженных трудов! Правда, смысл автографа как-то корябал душу, да и название «Иуды среди нас» вызывало нехорошие ассоциации. Он даже решил почитать статью не на кафедре, а в скверике, по соседству, куда и вышел, зажав в потной руке свернутую трубочкой «вечерку». К этому времени нехорошие подозрения укрепились, и когда он устроился на скамейке, то ему уже не хотелось читать эту желтую газетенку, которую многие в городе называли сплетницей. К этому времени он вспомнил, что Елена Еремина имела дурную репутацию, так как писала скандальные статьи и раздувала дешевые сенсации, о чем он и сказал ей в день первой же встречи… Но потом начисто забыл! Околдовала она его, что ли?

Предчувствия оправдались на все сто процентов. Лена поведала читателям, как заинтересовалась проблемой предательства и нашла самого известного ученого – специалиста в этой проблеме, который изучает наиболее известное и отвратительное предательство на земле. Называла она своего героя «доцентом Иваном Т.», что исключало судебную защиту неконкретной личности, хотя упоминаемые факты выдавали героя с головой. Подробно описала общение с Иваном Т. и его приятелем – профессором моралистом А., крутящим роман со студенткой, годящейся ему во внучки, один из которых говорил правильные слова, а второй завуалированно оправдывал предательство, если оно хорошо оплачено. Рассказала, что для разоблачения словоблудов и фарисеев решилась на спорный, с точки зрения морали, но необходимый, с той же точки зрения, эксперимент. И довольно подробно расписала, как, забросив удочку предательства с очень простой, веками известной наживкой, убедилась, что слова про осуждение предательства ровным счетом ничего не стоят! А значит, педагоги, обучающие советскую молодежь, на самом деле легко продаются за тридцать тирских шекелей, и даже дешевле…

Трофимов впал в ступор и сидел, как каменное изваяние. Идти никуда не хотелось, делать – тоже. Он думал: как могла молодая девушка, журналистка, писать о предательстве, если сама совершила предательство, в котором публично и призналась?! Да еще после того, что между ними было!! Внезапно в памяти всплыла сцена из старого трофейного фильма «Багдадский вор»: там механическая шестирукая статуя Лакшми заключает в объятия наивного влюбленного: вначале сжимает его одной парой рук, потом второй, потом третьей… Только в третьей паре зажат кинжал, который пронзает размякшего несчастного счастливчика насквозь…

И Иван Родионович неподвижно сидел, пронзенный кинжалом предательства, несправедливости и обмана. К нему подходили студенты, здоровались, что-то спрашивали, при этом многие прятали за спиной свежий номер «Вечернего Ленинграда». Он коротко отвечал на приветствия, но в разговоры не вступал, закрывшись газетой, так что казалось, будто он учит свое интервью наизусть. Пронзивший его кинжал достанет и до Ирины, и тогда… Он даже представить не мог, что будет тогда!

– Не обращайте внимания на всякую ерунду, Иван Родионович, вдруг раздался рядом знакомый густой голос.

Он отодвинул газету. И точно: рядом сидел улыбающийся Афористов.

– Как вы здесь оказались, Сергей Ильич?

– Прочёл ваше замечательное интервью, позвонил домой поздравить – вас нет, позвонил на кафедру – Танечка сказала, что вы вышли почитать газету… А где самое подходящее для этого место? И вот я здесь! Поздравляю – очень удачное выступление в прессе!

– Вы шутите?! Да для меня это позор и гражданская смерть!

– Что вы такое говорите, Иван Родионович? – встревожился профессор. – Суть наших с вами разговоров передана точно и довольно подробно, хотя, к сожалению, наши имена не названы, что способствовало бы дальнейшей популяризации наших идей!