Читать книгу "Клан Сопрано - Мэтт Золлер Сайтц"

Однако эпизод компенсирует это навязчивым использованием «Трех колоколов» Браунса, когда Вито уезжает в мотель, где он скрывается в ожидании известий, насколько распространились новости о его «преступлении», — песни, которую мы также недолго слышим в предыдущей сцене серии, когда Джейсону Бароне подробно объясняют, в чем состоял бизнес его отца. Песня рассказывает нам о жизни Джимми Брауна (не имеющего отношения к Браунсам): три строфы посвящены трем главным событиям: рождению, браку и смерти. Описание «скрытой долины» перекликается с памятью Тони, блуждающего в стране Кома, а также с желанием бежать, выраженным в историях Юджина Понтекорво и бедняги Вито.

Классическая композиция в духе времен Эйзенхауэра с ее марципановой аранжировкой — это музыкальная машина времени, переносящая слушателей в реальную Америку 1950-х годов: так думали и чувствовали американские белые воротнички из среднего класса. Это погружение в длинную реку памяти этой страны. Циклы человеческой жизни представлены как бесстрастное изложение фактов, каждый из которых сопровождается звуком колокола[369] и молитвой прихожан Богу, который, может быть, слышит, а может быть, не слышит их, но в любом случае он кажется приличным парнем. Это идиллическая американская жизнь, которую, вероятно, вел Джейсон Бароне, укрытый от родственников, которые вот-вот надерут ему задницу на причале. А Вито лишь притворяется, что живет, но он никогда не сможет оценить это по-настоящему. Фасад его жизни начинает разрушаться, свадьба напомнила ему, что он так и не нашел долину, где мог бы быть собой.

Эпизод содержит отсылки к известной свадьбе из «Крестного отца» постоянным повторением, что дон мафии должен делать дары в день бракосочетания своей дочери[370]. Но притворная демонстрация силы — это печальное подобие ситуации с Вито Корлеоне[371]. Находящемуся в крайне нервном состоянии Джонни приходится преодолеть законные ограничения и потратить большую сумму денег (в том числе оплатить работу приставов, сопровождающих его) ради того, чтобы не только провести с Аллегрой этот особенный для нее день, но и побыть с семьей и организацией, возможно, в последний раз. Несмотря на то что Джонни сильнее и элегантнее, чем его двойник в Городских садах, он похож на Тони своим нравом и неспособностью уступать в мелочах, и Расти Миллио становится для него тем, кем когда-то был для Тони Ральфи: раздражителем, который хочется устранить. Этот шаг нельзя назвать особенно умным. Действующий босс может пошатнуть свое положение, если будет, как Джонни проявлять слабость и плакать. Фил представляет самую большую угрозу, и потому Джонни разговаривает с Тони, нарушая тем самым данное приставам обещание не обсуждать дела. Не будь этого разговора с Тони на глазах у всех, приставы, возможно, не начали бы выводить его со свадебной вечеринки. Однако на него давят, и, сказав Джинни и девочкам[372], что, находясь, на глазах у друзей и семьи, надо быть сильными, он сам теряет самообладание, вызывая волнение у Аллегры и Джинни, а Фил и мафиози из обеих Семей задаются вопросом, способен ли он быть боссом.

Понижающийся статус Джонни не наносит ущерба Тони, но последний беспокоится, что его собственные парни могут счесть его слабым. Проходя через контроль безопасности на свадебных мероприятиях, он упал в короткий обморок, потому что перегрелся на жарком солнце. И, обсуждая инцидент с Джонни, он говорит Мелфи[373]: «Когда они думают, что ты слаб, у них появляется возможность. Они мои друзья — многие из них, но они также и гребаные шакалы». Мелфи в несвойственной ей манере (возможно, ощущая большую защищенность из-за того, что пациент Х только пережил серьезнейшее ранение) предлагает ему что-то вроде прямого совета, как быть лучшим боссом мафии: ему нужно «действовать так, будто бы» он чувствует себя более уверенным и физически сильным, чем на самом деле. Для этого Тони использует старый тюремный трюк. Он находит физически впечатляющего противника — нового накачанного водителя Перри Аннунциату (Луис Гросс), который был когда-то «вторым на конкурсе „Мистер Тинейдж Блумфильд“», — и начинает придираться к нему на глазах у всех находящихся в подсобке «Сатриале». Перри — легкая мишень не только потому, что он ребенок-переросток с бицепсами, но он еще и ничего не понимает в уличных разборках, ведь он просто парень с горячей головой, способный завестись с пол-оборота, сделав тем самым победу Тони еще более впечатляющей. Тони сбивает его ударом с ног из-за выдуманной причины, а затем бьет его так, будто бы он может это, чтобы потом уйти в туалет, где наступает расплата: травмированное тело Тони корчится над унитазом, у Тони рвота.

Гангстеры, борющиеся за положение в обществе, живут в постоянном страхе, что их внешняя респектабельная оболочка слетит, и все увидят в них паразитов. Они обречены на разоблачение; неважно, насколько осмотрителен гангстер и его семья, настанет время, когда широкое общество (представленное полицейскими или прокурорами) наберется храбрости и назовет гангстера гангстером. Когда такое происходит на публике, это ранит вне зависимости от силы и влиятельности босса. В «Клане Сопрано» и раньше об этом говорилось, но никогда это не делалось так откровенно, как сейчас. Если не считать прокурора, который ведет битву, то правительство всегда было добрым к Джонни, однако день позора все же настал. В сценарии Теренса Уинтера такие ситуации описаны вполне обстоятельно, а режиссер Стив Бушеми показывает их, используя съемки с высоты, и гангстеры кажутся маленькими и мелкими в самые важные моменты (приглашенные на свадьбу гости, поднимающиеся в зал по винтовой лестнице; Вито, устраивающийся в отеле; Тони, которого рвет кровью в туалете).

Сцена в мужском туалете — напоминание о том, на какие жертвы идет Тони ради поддержания своего статус-кво. Такая жизнь оказывается разрушительной морально, духовно, а сейчас и физически. Он сделал свой выбор, и теперь платит за него кровью. Когда его рвет, он смотрит на себя в зеркало с дерзким выражением: «Я вернулся». Потом тень искажает его черты. Он опускается на колени, и его снова рвет. Это анализ соотношения преимуществ и цены, но только его делает тело, а не разум.