Читать книгу "Три метра над небом. Я хочу тебя - Федерико Моччиа"

— Ты плакала! — я тычу в нее пальцем.

— Ну… и что? Этого-то мне что стыдиться?

— Слушай, да это же просто фильм!

— Да, а ты совсем бессердечный.

— Ну вот, так я и знал… как всегда, я виноват! Пойдем в туалет и помиримся?

— Кретин… сейчас это совсем некстати.

Джин бьет меня кулаком в плечо.

— Значит, есть моменты кстати и есть — некстати? Ну ладно, только «кстати» — плохо звучит.

— Ш-ш-ш! Тихо, фильм начинается!

И она сползает вниз, на кресло. Обнимает меня и, посмеиваясь, перехватывает мою руку, потянувшуюся в поисках развлечений.

Немного позже за бокалом пива.

— Тебе понравилось?

— Очень. Я все еще переживаю.

— Ну Джин, это уж слишком!

— Ну что я могу поделать? Так уж я устроена. Конечно, если бы он не утонул на лодке и все остальное… именно сейчас, когда он снова обрел любовь… полюбил журналистку… отвратительные сценаристы.

— Да почему же? Фильм прекрасный! Теперь журналистка будет писать любовные письма и класть их в бутылки, их найдет кто-нибудь еще, и история начнется сначала… Или она положит с письмом груз, и тогда бутылки утонут, и их будет читать Кевин Костнер.

— Мамма миа. Да ты просто невыносим!

— Я пытаюсь сгладить драму, по поводу которой ты так переживаешь.

— Ничего я не переживаю. А слезы очищают душу. Плакать полезно, это благотворно влияет на железы, понял? Так же успокоительно действует, как поцелуи.

— Поцелуи?

— Да. В поцелуях есть ферменты, такие странные вещества… типа… эндоморфина, думаю, ну, в общем, что-то вроде наркотика. Поцелуи успокаивают… а почему я тебя целую, как думаешь?

— Ну, я думал… Из-за сексуального влечения.

— Да нет, ради успокаивающего эффекта.

— Ну вот, теперь, благодаря тебе, я открываю в себе новые возможности. Надо бы мне целовать побольше женщин. Может, они бы смекнули, что это гораздо лучше валерианки, и я смог бы развернуться на фармацевтическом рынке! Знаешь, деньги…

— Знаешь, удары кулаком…

— А, видишь, при одной этой мысли ты уже ревнуешь.

— Стэп, а ты никогда не думал…

— Стать ревнивым?

— Да нет, начать писать. Ну, не знаю, стихи там, письма…

— И класть их в бутылки.

На самом деле, я пробовал писать Баби. Это было в Рождество. Я помню все, будто это было вчера. Скомканные листки бумаги, брошенные под стол. Отчаянные попытки найти подходящие слова. Подходящие для человека, потерявшего всякую надежду. Помню себя самого. Как я, задыхаясь, делаю бессмысленную попытку вернуть любовь, уходящую от меня. Ушедшую. И потом, встретив ее, — она шла с другим, — не суметь найти самых простых слов. Ну, не знаю… например… Привет. Привет, как дела. Привет, ну и холод. Привет, вот и Рождество. Поздравляю. Или еще хуже… Привет, но как… Или: привет, я никогда тебе не говорил… Привет, я тебя люблю. Но какая теперь разница? Теперь все равно.

— Нет. Никогда ничего не писал. Даже поздравительных открыток.

— И не пробовал?

— Нет, никогда.

Но что ей надо? Что она цепляется? Джин искоса смотрит на меня.

— М-м-м… — она в нерешительности. — Жаль! Мне кажется, это было бы прекрасно!

— Что?

— Получить что-нибудь, написанное тобой. Я бы хотела получить стихотворение… красивое стихотворение.

— Еще и красивое! То есть, недостаточно, что я просто напишу… оно еще и красивым должно быть.

— Конечно… обязательно красивым. Пусть и коротким. Это должно быть красивое, прочувствованное стихотворение, наполненное любовью… может, тебя и простили бы!

— О чем это ты… Стихотворений я не писал, но что-то подобное собирался…

— Значит, перед этим ты мне врал? — она, улыбаясь, встает из-за стола. — Врун!

Я делаю последний глоток пива и через мгновение стою рядом с ней.

— Слушай, скажи, а как ты поняла?

— По твоим глазам, Стэп. Мне жаль, но твои глаза говорят все… ну, или почти все.

— То есть?

— Я поняла, что, по крайней мере, один раз ты пробовал написать письмо, или стихи, или что-то такое. Я не знаю, тебе виднее.

— А, конечно.

— Вот видишь, ты сказал: конечно.

Черт меня дернул сказать это «конечно». Но, с другой стороны, что значит — конечно? Мы молча идем к мотоциклу. Одно ясно. Мне надо чаще надевать очки. Темные. Может, даже ночью. Или не врать. Нет. Легче носить очки… Конечно.

54

10 октября.

Урааа! Первая передача прошла прекрасно. Я, Джин, ни разу не облажалась! Еще чего не хватало. У меня был один только выход в конце этой передачи: я должна была просто выйти с конвертом, в котором — имя победителя. В чем тут можно ошибиться? Ну, например, я могла споткнуться. А вот Эле была просто на высоте. Она должна была войти посередине действия и вручить конверт с промежуточной оценкой. Она не споткнулась. Она была само совершенство. Она вошла, подошла к ведущему в правильный момент, в правильном месте, разве что… она забыла принести конверт! Молодчина! Да что там, супермолодчина! Эле — это всегда Эле. А все начали смеяться, ведущий классно пошутил (все-таки не очень классно, судя по тому, что я эту шутку не помню). И Эле сразу все полюбили! В конце, вместо тою, чтобы ругать ее, все ее хлопали по плечу и смеялись. Кто-то сказал даже, что она это сделала специально! Эле… да уж. Театральный мир… там принято замечать что-нибудь плохое. Как сказал мой дядя Ардизио, когда он узнал, что я тут работаю: «Осторожно, племяшка, это дело плохо пахнет». Может, он и прав. А вот Стэп, он всегда вкусно пахнет…

5 ноября.

С сегодняшнего дня я — супер стар! Меня поставили к девочкам, которые работают в балете. Сума сойти… и это было прямо на репетиции! Завтра у нас выход в эфир, посмотрим, как я справлюсь. Мне сказали, что прямой эфир — это особая ответственность. «Там проще ошибиться, и твоя ошибка пойдет прямо на экран». Спасите-помогите! Не буду об этом думать. И мама меня увидит. Она не пропускает ни одной передачи. Она просматривает их до самого конца и всегда успевает меня заметить. В прошлый раз она сказала: «Я тебя видела сегодня вечером!» — «Но мама, ты ошибаешься, я ничего не делала». — «Как же ничего, когда я видела, как ты выходила в финале на поклоны… ты была последняя справа, позади всех…» Моя мама! Ничего от нее не утаишь. Или почти ничего.

6 ноября.

Великолепно! Хореограф сказал мне: «Великолепно!». Я удивилась и сказала: «Кому вы сказали, девушке передо мной?». И Карло, наш хореограф, начал хохотать как сумасшедший. «Ты ужасно симпатичная», — это он мне сказал. Но это еще не все. Он попросил у меня телефон. «Так я смогу тебя позвать на репетиции кардебалета. Ты сможешь достичь большего, если будешь ходить на репетиции со всеми…» Классно, мне так нравится танцевать! Все было бы прекрасно, если бы в тот момент, когда Карло записывал мой номер, мимо не проходил Стэп. С обычной своей стремительностью. Он тоже классный. Вот только, он разозлился до невозможности. Стэп — ревнивый. Как прикажете это понимать? Эле говорит, что Стэп фантастический, восхитительный. Конечно, с ней он такой! Еще Эле говорит, что Марк-Антонио зациклен на идее открытой пары.