Читать книгу "Тест на ДНК. С чего все начиналось? О наследственности, изменчивости и эволюции - Грегор Мендель"

Натура диких людей, необузданная и повинующаяся первому побуждению, еще более чужда духа просвещенной цивилизации, чем привычка к кочевой жизни. Цивилизованный человек должен уметь выносить и терпеть, он должен постоянно иметь в уме как задачу завтрашнего дня, так и задачу настоящей минуты, как то, что видел вчера, так и то, что теперь имеет перед глазами. Это – одно из самых тяжелых требований цивилизации, с которыми может ужиться только тот дикий человек, который выходит из общего ряда. Инстинкт дикого человека совершенно приспособлен к его житейским нуждам; жизни его угрожают ежедневно такие опасности, которых нельзя предвидеть; он живет со дня на день только для настоящей минуты, не думая о прошедшем и не заботясь о будущем; но такой инстинкт совершенно недостаточен для цивилизованной жизни. Полуразвитый дикарь способен сообразить только те предметы, которые находятся непосредственно перед его глазами, а потому постоянно делает, по неловкости и неумению, такие ошибки, которые впоследствии его очень беспокоят и огорчают. Он не имеет понятия об умственной перспективе, а потому ближайшие причины всегда кажутся ему гораздо важнее отдаленных; а когда, уступив первому порыву увлечения, он видит горькие его плоды, то начинает сожалеть и удивляться своей слабости. Ему не верится, чтобы он мог сделать вчера то, что сегодня находит глупым, несправедливым и вредным. Но если он, при своей увлекающейся непостоянной натуре, одарен великодушием и чувствительностью, то он более чем кто-нибудь другой страдает от сознания своих заблуждений.

Очень верно замечание, которое обыкновенно служит темой для моралистов разных вероисповеданий, что человек родился с натурой несовершенной. У него есть высокие стремления, но в его характере есть слабости, которые делают его неспособным привести в исполнение самые благородные его замыслы. Он видит, что ему следует направить свои действия на известный путь и что через это он будет счастливее, но его наклонности шатки и низки и портят его лучшие намерения. Вся нравственная природа человека заметена грехом, который мешает ему делать то, что приказывает его ум.

Я предлагаю такое объяснение этой очевидной аномалии, которое, думаю, будет совершенно удовлетворительно с научной точки зрения. Я утверждаю, что развитие нашей натуры, совершается ли оно путем Дарвинова закона о естественном подборе или путем изменения привычек наших предков, еще не достигло высоты развития нашей нравственной цивилизации. Человек вчера еще был варваром, а потому природные способности его породы не успели еще развиться соразмерно с его недавним прогрессом. Мы, люди настоящего века, похожи на животных, которые внезапно перенесены в среду новых условий климата и пищи; наши инстинкты оказываются недостаточными при новой обстановке.

Моя теория подтверждается следующим фактом: новообращенные из варварства, более чем люди старых цивилизаций, сознают, что их натура не в силах удовлетворять их нравственных нужд. Негр приходит в ужас, сознавая всю дикость и необузданность своей собственной натуры, и легко поддается влиянию проповедника; но не думаю, чтобы можно было поколебать самодовольство важно выступающего китайца.

По моей теории смысл первородного греха состоит не в том, что человек пал с прежней высоты, но в том, что он возвышался в нравственном образовании с такой быстротой, за которой не могла поспеть натура его породы. Мое мнение подкрепляется тем выводом, который мы находим в конце всех независимых этнологических исследований, что человеческая порода вначале состояла из людей совершенно диких и что после бесчисленного множества лет варварства человек только очень недавно вступил на путь нравственности и цивилизации.

Прежде чем мы будем говорить о влияниях, которые действуют на естественные силы и интеллигенцию нации и рас, я должен просить читателя представить себе ясно, до какой степени разумно ожидать существования подобных влияний и до какой степени согласно с аналогией и опытом ожидать, чтоб контроль характера будущих поколений настолько же лежал во власти живущих, насколько здоровье и благосостояние отдельных личностей лежит во власти хранителей их детства.

Наше незнание целей нашего существования чрезвычайно велико; мы верим только, что индивидуальная жизнь составляет часть какой-то более обширной системы, которая борется и стремится вперед к целям, смутно видимым или совершенно неизвестным для нас, в силу разнородных притяжений – чувств, ума, вкусов и наклонностей – бесконечного числа отдельных личностей, которые беспрерывно сменяют друг друга на сцене жизни.

Нет ничего, что бы придавало более исключительный или священный характер рас, чем семейству или личностям, составляющим последнее. Мы знаем, насколько мало заботится природа о жизни отдельных лиц; мы видели, как небрежна она относительно знаменитых семейств, которые то и дело поднимаются, цветут и гибнут.

То же самое можно сказать о целых расах и даже о целом мире, а по аналогии и о других аренах существования, кроме Земли, этой отдельной планеты одного из бесчисленных миров. Отсюда нам кажется, что мир развился только под влиянием неосмысленных средств или притяжений, но в недавнее время на сцене жизни появился человек и, сделавшись мало-помалу разумным, человечным и способным, глубоко видоизменил ее условия. Уже теперь он способен заботиться о собственных интересах с несравненно большей предусмотрительностью, чем в древние, доисторические времена варварства и кремневых ножей; уже теперь он способен действовать на основании прошлого опыта, образовывать тесные союзы с отдаленными сродниками и принимать меры против будущих нужд, известных только по соображению, задолго до того, как почувствуется их действительный гнет. Он внес в свою жизнь большую долю цивилизации и внешнего благоустройства, которые влияют в значительной степени на его собственное благосостояние и благосостояние его детей; ему остается пустить в ход еще другие меры, который отразятся на естественных дарованиях его племени.

Я не достиг бы никакого практически полезного результата, если б стал разбирать влияние на народонаселение таких общественных учреждений, какие существовали в Спарте. Они так чужды и противны современному чувству, что упоминать о них совершенно бесполезно. Поэтому я ограничусь разбором лишь таких влияний, который действуют в наше время и о которых можно говорить не колеблясь.

Я буду иметь случай показать, что некоторые моменты замедляют средний возраст вступления в брак, тогда как другие ускоряют его; в то же время общий характер моих доводов покажет, что эти моменты оказывают громадное влияние на средний уровень естественных сил расы. Я покажу, что самые мудрые меры суть те, которые ведут к замедлению среднего возраста брака между слабыми и ускоряют его между сильными классами. Между тем, к несчастью для нас, влияние многочисленных общественных фактов действовало сильно и губительно прямо в противоположном направлении.

Определение влияния среднего возраста брака на нарастание какого-нибудь отдела населения составляет, следовательно, первый предмет, подлежащий исследованию.

Каждый легко допустит, что это момент, имеющий большое влияние, но немногие догадаются о настоящих размерах последнего и немногие поверят, что результаты его имеют настолько важное и неотразимое влияние на естественные силы расы, как я буду иметь возможность показать.