Читать книгу "Подержанные души - Кристофер Мур"

На линии щелкнуло. Экран показал разъединение. Она имела возможность перезванивать по всем городским линиям на мосту и потому нажала кнопку вызова.

– Алло? – Мужской голос, но другой. Она слышала ветер, шум машин, а не призрачный белый шум, доносившийся до нее, когда звонил Майк.

– Майк?

– Нет, это Джереми. А это кто?

– Это Кризисный центр моста.

– Так вам, ребята, сюда одеяла подвезти нужно или что-нибудь. Тут такая холодрыга. Я думал, в Калифорнии должно быть тепло.

– Ну, вы стоите сейчас над заливом, выходящим в открытый океан, ночью и зимой, ебанько, конечно, вам будет холодно. – Она отключилась. А когда бросила взгляд назад, Леонидас уже шел к ее столу.

Ее мобильник зажужжал ответным сообщением от Ашера: “У НЕГО СОФИ”.

Блядь! Та маленькая девочка, которую упоминал Майк.

Она встала, повернулась к Леонидасу и подала ему сигнал дорожного регулировщика: немедленно прекратите движение.

– Уебывайте к себе в кабинет. Это моя тема, и мне нужно быть здесь. Я не виновата, что этот терминал как-то не так работает, но вы не слышали того, что мне говорили с того конца. Если этот парень перезвонит, а меня тут нет, кто-то погибнет, поэтому валите к себе, а нудить или увольнять меня будете в конце смены. А мне сейчас нужно быть тут.

Леонидас помедлил, казалось – подумал, после чего произнес:

– Конец смены. – Повернулся и направился обратно к себе в кабинет.

Лили набрала эсэмэску Чарли: “МАЙК ВИДЕЛ СОФИ С ЛИМОНОМ В МЫСОВОМ ФОРТЕ”.

27. Мысовый форт

Одри выкопала у себя из сумочки бумажник, пока подходила к медсестринскому посту. Впервые с тех пор, как вернулась из Азии, она жалела, что не носит монашеского облачения. Наготове у нее имелись три или четыре карточки с ее полным именем и титулом, равно как и водительские права, способные подтвердить, что она и есть та другая личность на карточках. Такое с нею впервые, но отчаянные времена…[73]

– Здравствуйте, я достопочтенная Амитабха Одри Уокер Ринпоче, глава буддистского центра “Три драгоценности”. – Щелк, щелк, щелк, легли на стол карточки. – Я духовный наставник мистера Свежа. Наша вера требует, чтобы я оставалась с его телом все время – помочь его духу перебраться через бардо, от жизни к смерти. Мне нужно быть с мистером Свежем.

Медсестра скептически поглядела на нее поверх очков для чтения. К счастью, это была не та сестра, которой Ривера представил ее как художника-криминалиста, но некоторое время за стойкой она уже провела. Видела, как все они ходят туда-сюда, как странно выражают они свою скорбь и радость, – но она привыкла иметь дело с людьми часто в самые острые мгновения их жизни, и люди не всегда реагируют рационально, если все идет наперекосяк.

– Он же говорил, что его священник – блядовитая с виду школьница.

Одри понимала, что у нее тут есть простор для маневра, поскольку про буддизм большинство американцев знали из телесериала сорокалетней давности, чья звезда случайно повесился, дроча в гостиничном шкафу[74], поэтому маловероятно, что ее поймают на натяжках в изложении истинного учения.

– Так и есть, но у нее иное послушание. Для тех, кто практикует нашу веру, внешние проявления – это иллюзия, отвлечение от истинной природы нашей дхармы. – “Погоди, пусть впитается. Никто не знает, что такое дхарма. Погоди. Погоди. Подействует”.

– Он вписал ее как ближайшую родственницу.

– Все люди нашей веры считаются родней. – “Нет, это прозвучало сектантски”. А ей хотелось звучать мило, а не сектантски.

– И вам нужно быть с телом сколько?

– Пока душа не отлетит. Обычно меньше суток.

– Вы б не могли сюда зайти? – Медсестра шагнула в ту часть стойки, что располагалась за стеклянной перегородкой, и подождала, пока Одри соберет все свои ксивы и последует за нею. – Послушайте, мисс Уокер, тело мистера Свежа мы через несколько минут будем спускать в морг. Позволят они вам с ним там остаться или нет, зависит только от них. Можете побыть с ним, покуда они за ним не придут, и я могу за вас поручиться перед санитаром, который станет его перевозить, но как только вы окажетесь внизу, вам придется им тоже объяснять, почему вы здесь. Разрешат они или нет – дело другое.

– А если я им скажу, что я из полиции? Вы же видели – мы были с инспектором Риверой.

Очки медсестры опять соскользнули.

– Вы – буддистский священник и полицейская в придачу?

– Под прикрытием. А говоря технически, я монахиня.

– Я б посмотрела такой сериал, – произнесла медсестра. – Не верила б ничему, но смотрела бы с наслаждением.

– Прошу прощения?

– Идите и будьте с мистером Свежем. Но оставайтесь с ним. Никаких блужданий и никакой детективщины, пока окучиваете его душу. – Медсестре было непонятно, почему люди никак не могут вычислить, что как только добьешься своего, можно перестать врать. Ее так и подмывало отмотать назад и отозвать то разрешение, которое только что дала.

– Спасибо, – сказала ей Одри. – Благословляю.

Через полчаса Одри стояла в коридоре у каталки, на которой лежало тело Мятника Свежа, когда его глаза открылись.

– Привет, – произнесла она.

И тут же нажала на кнопку “отправить” в своем телефоне, посылая сообщение, которое набрала заблаговременно: “ОН ЖИВ”.

Глаза его распахнулись широко, заметались, будто он пытался вспомнить, как разговаривать.

– Вы были мертвы чуть меньше часа, – сказала она. – Считайте, просто немного подремали. Чарли сказал мне, что вы вернетесь. – Одри наблюдала, как во взгляде дылды, казалось, оседает смятение. Все это было ей в новин-ку, но она присутствовала, когда оживал Беличий Народец, получив человечью душу, – те всегда бывали растеряны и, похоже, вынуждены были себе напоминать о пределах действительности, поскольку для них действительность только что запихнули в банку и хорошенько встряхнули. Для некоторых она осела погодя, а кое для кого, судя по всему, не осела совсем. – Возможно, вам сейчас холодно. Брюки с вас срезали, и я не знаю, что стало с вашей рубашкой. Я вам принесла вот это. – Она подняла повыше зеленую больничную пижаму, которую выудила из ларя, когда санитар катил тело Мятника Свежа по коридору в подвале. – Но у меня ваши пальто и обувь. Полочка под каталкой. На одной кроссовке кровь. Извините.

Глаза Мятника перестали метаться. Возникло такое ощущение, что какая бы часть его ни искала действительности, она ее наконец обрела.