Читать книгу "Остаться в живых. Прицельная дальность - Ян Валетов"

— Слушай, кто это «мы»? — спросил Сергей, представив себе, как пуля бьет этого пижона в переносицу, как раз в дужку очков, разрывая тонкий позолоченный металл, входит в кость и с хлопком вылетает через затылок, вынося наружу кусок черепной коробки вместе с серо-розовой желеобразной массой мозга.

От этой мысли у него сразу вспотели ладони.

— Ты все время говоришь «мы»? Мы, мы, мы… Папа Римский? Император Хирохито? Моника Беллуччи? Ты кто, Алекс? Сотрудник спецслужбы? Шпион? Фрондёр? Революционер? На кой хер тебе столько головной боли? Искать меня? Уговаривать? Угрожать? Прятать детей? И все для того, чтобы я ранил Сергиенко? Заметь, не убил, только ранил? Ты что, с дуба упал? Да вокруг масса народа, которая за маленькие деньги кому хочешь голову отстрелит, а доплати чуток, так и отгрызет!

— Я Алекс, — он опять поправил сползающие очки. — И все. Больше тебе ничего знать не нужно. Просто — Алекс. Я уже говорил тебе. И про то, что нам подходишь именно ты, тоже говорил. Зачем тебе подробности, Николай Алексеевич?

— Я тебя просил, чтобы ты не называл меня этим именем.

— Так и я тебе говорил, что нечего тут обсуждать и спрашивать. Дело делать надо! А ты все о своем, как глухарь на току. Так что квиты, Сергей Савельевич? Ну? Давай пробуй машинку, пока жара не началась. Я тебе и банки установил, прямо как ассистент. Начнем со ста пятидесяти метров. Проверим, есть ли еще порох в пороховницах!

Удивительно все-таки устроен человек.

Савенко не держал винтовки в руках с 1981 года, без малого двадцать пять лет, но стоило ему почувствовать в руках тяжесть оружия, как он вновь ощутил то мальчишеское чувство восторга от обладания им, которое привело его в стрелковую секцию еще в седьмом классе.

Ворошиловский стрелок. Маленький значок в виде мишени с концентрическими кругами. Щелчки ТОЗа — мелкокалиберной однозарядки. Сладкий запах сгоревшего пороха, пахнущий пылью и сыростью подвал школы, где был расположен тир.

— Молодец, Коля! 47 из 50! Еще серию!

Диоптрический прицел. Раз за разом — слабая отдача в правое плечо. Щелчок. Еще. Еще.

— Два завалил. Третий и пятый. Оба на три часа. Но молодец — опять 47. Еще серия!

Банки стояли далеко. Не сто пятьдесят метров, это Алекс сболтнул не подумав, метров сто тридцать или даже сто двадцать пять.

Сергей не стал ложиться — больно уж легкой и прикладистой казалась винтовка. Четырехкратный прицел заставил банку оказаться почти рядом, перед самыми глазами. С этой дистанции можно было не давать поправку на ветер, да и ветер был так себе — легкое дуновение, а не ветер. Нисхождение пули на этой дистанции тоже должно было быть минимальным, но однозначно так сказать было бы глупо, он не знал ни характеристик оружия, ни характеристик патрона.

Прицел был Т-образным, с точкой посередине поперечины. Сергей навел ее на верхний край банки, зафиксировался, еще раз мысленно восхитившись удобству конструкции и маленькому весу «винтореза», выбрал указательным пальцем свободный ход спускового крючка и…

Отдача была, а вот звука выстрела, который он ожидал, не было, можно сказать, вообще. И затвор сработал мягко, без лязга. Щелк! «Мелкашка» — и та стреляла громче. Что уж вспоминать об СВД, грохот которой в горах был слышен на несколько километров.

Он посмотрел в прицел снова — банка исчезла. Остальные пять, все из-под пива «Балтика», лежали на краю стены, а желтая из-под приторного «Живчика» исчезла.

— Ну вот, — сказал Алекс и почесал свои волосины на кончике носа, — а ты переживал. Совсем даже неплохо.

— Она с глушителем? — спросил Сергей, разглядывая винтовку, которую держал в руках, с нескрываемым уважением, чтобы не сказать с восторгом. — Ствол он и есть «глушак»?

— Точно. Интегрированный глушитель. Вообще-то — это давно не новость, ты поотстал лет на двадцать. И патрон дозвуковой. Так что наша работа по восстановлению твоих охотничьих навыков только начинается.

— Какой вес пули?

— Шестнадцать грамм.

— Скорость на срезе?

— По документам — 290 в секунду.

Сергей мысленно прикинул дистанцию и спросил:

— Ты хочешь сказать, что пуля до цели будет лететь секунду с четвертью? Да за это время можно играючи уйти из зоны обстрела.

— Можно, — согласился Алекс и осклабился. — Если ты промажешь. А охрана сообразит.

— Если я сделаю такой выстрел, то мне в цирке выступать надо! Это безумие!

— Да ну?

— Ты что, надеешься, что я не промажу?

— Я не надеюсь, я уверен, что ты не промажешь. Это будет главный выстрел в твоей жизни. Ты спасешь себя, жену и детей. Мы же никогда не говорили о том, что будет после удачного выстрела? Так?

— Так.

— И когда я расскажу тебе это, ты поймешь, что до выстрела ты и не жил. Что после него жизнь только начинается.

Алекс снял очки и уперся в Савенко своими блеклыми глазенками неопределенного цвета. Он улыбался.

И может быть, потому, что Сергей только что включил свою военную память, обостренную интуицию и чутье армейского снайпера, или потому, что последние сутки перевернули его устоявшийся мир напрочь, он с невероятной ясностью почувствовал, что от этого взгляда и от фальшивой, как «левая» двадцатка, улыбки повеяло смертельным холодом.

Угрожая — Алекс говорил правду. Сейчас же — собирался солгать.

— После выстрела ты и твоя семья будете жить долго, богато и счастливо, — сказал Алекс. — Это мы тебе обещаем.

И снова, растянув губы в улыбке, закрыл глаза темными стеклами очков.

Глава 3

За два с половиной часа до «выхода на сцену» у Савенко начались судороги в икроножной мышце. Хуже всего, конечно, был бы понос или метеоризм — он бы не улежал в таком состоянии и точно «спекся», но и судорога была не подарком.

Началось все с того, что у него возникло страшное желание двигать ногой. Просто невероятное. Настолько сильное, что даже если бы на чердаке находились проверяющие, он мог бы не сдержаться.

Но на чердаке, кроме него и крысы, никого не было. И Сергей усиленно задвигал ногой, стараясь все-таки сильно не шуметь. Зуд охватил всю конечность, поднялся к взопревшему паху, ринулся вниз к пальцам, и тут Савенко «пробила» такая боль, что он даже зашипел вполголоса. Он ощутил, как на икре вздулся твердый, как камень, желвак и от него во все стороны пошли волны расплавленного металла, выжигающего плоть.

Ни уколоть себя иголкой, ни ущипнуть, ни размять сведенную мышцу Савенко не мог — не дотянуться. Оставалось только корчиться и кусать губу. Он сам себе напоминал жука, закрытого в спичечном коробке, и от этого сравнения ему стало еще хуже. Воздух начал поступать в легкие маленькими порциями, перенасыщенный выделениями его собственного организма, липкий, словно прошедший через дыхательные пути Савенко тысячи раз.