Читать книгу "Арбалетчики князя Всеслава - Безбашенный"

– Твоя малолетка – и та ближе! – не удержалась от шпильки Юлька.

– Прогуляйся туда же, – послал я ее в куртуазной форме.

– Я бы с удовольствием, да только вы никак не вырветесь из этой дыры!

Обломавшийся с порохом Володя пригорюнился, оставленный всеми в покое Серега продолжал «дегустировать» вино, Васкес насвистывал себе под нос что-то эдакое героически-тореадорское, а я курил трубку.

– Слушай, идея! – возбудился вдруг снова Володя. – Подводное ружжо!

– Так у тебя ж есть.

– Дык пневматическое же! Полетят в нем на хрен прокладки – и звиздец ему! А раньше у меня было пружинное – герметизация на хрен не нужна, а конструкция простая, как три копейки! Вот, смотри! – он принялся рисовать на песке. – Мы сделаем пистоль вот по этой схеме, и не одну, а на всех нас. Меткости нам особой тоже на хрен не надо, это же будет грубятина для ближнего боя – вместо однозарядной кремневой пистоли…

– Вот это – другое дело! – я достал и сунул ему в руки свой мультитул. – Делай деревянный макет, – потом порылся и отдал ему остатки своей медной проволочки. – Не пружинная, но немножко пружинить будет – для макета достаточно.

– Значит, осилим?

– Осилим, но не тут. Думаю, в Гадесе осилим…

– А че так?

– Витая проволочная пружина.

– Так твой же Нирул сделал пружинную бронзу!

– Проволока, Володя! Тут есть только простая кузница – кто нам в ней вытянет проволоку? Пушкина Дантес грохнул, Лермонтова царь к черным на Кавказ сослал. Кто у нас кроме них еще всем дыркам затычка?

– А в Гадесе, думаешь, вытянут?

– Почти уверен. Ты обратил внимание на доспехи римских триариев и части принципов?

– Ну, вроде на кольчугу похожи…

– Кольчуга и есть – «лорика хамата». По сравнению со средневековой качество у нее еще то, но нам на ее качество насрать. Главное, что италийские оружейники умеют тянуть и навивать проволоку. А гадесские – что, пальцем деланные?

19. Последние дни на руднике

За прошедший с тех пор месяц мы с начальником рудника и Нирулом дважды еще мотались в Кордубу. Ему требовалось сдать продукцию и отчитаться, а камешки «для дела» тоже приобретали вместе. Мое присутствие требовалось в качестве нынешнего ИО мастера, Нирула – в качестве будущего. Моя «халтура» при этом на руднике продолжала делаться, поскольку там я оставлял своего нового слугу – Укруфа. Этот двадцатилетний примерно бастулон тоже был из числа захваченных нами в «спасательном» походе рабов, так что присмотреться к нему заранее у меня было достаточно времени. Там, в «городе» уконтрапупленного нами «великого царя» Реботона, он тоже был рабом, а попал в рабство еще пацаном – во время сципионовского еще отвоевания юга страны у карфагенян. При этом погибли или попали в рабство и все его родные и близкие, так что бежать Укруфу было банально некуда. Чужака ведь без роду-племени нигде не ждут с распростертыми объятиями, и обратить такого в раба – самое милое дело в этих краях. Ну и какой смысл ему менять одно рабство на другое? Собственно, как раз это обстоятельство и стало для меня решающим при выборе нового слуги – мы ж, черные, все хитрожопые, гы-гы! А то, что парень – карма у меня, наверное, такая – тоже, как выяснилось, был сыном кузнеца-оружейника, оказалось приятным бонусом. Хоть и недешево он мне из-за этого обошелся – пятьдесят шекелей за него отдал, и это еще по-божески, это мне еще скидку сделали как своему – покупка себя вполне оправдывала. Кузнечно-слесарные работы ему можно было доверить спокойно, да и Нирул, когда мы были там, тоже учил его по моему заданию и своим металлургическим премудростям.

Открывать где-нибудь на новом месте свое собственное производство черной бронзы – на хрен, на хрен, ищите дурака. Чревато «маленькому простому человечку» вот так запросто и без всякой задней мысли лезть со своей рязанской рожей в прибыльный, давно отлаженный и полностью поделенный между большими и уважаемыми дядьками бизнес. Но вот «нечерная» бронза эксклюзивным «брендовым» товаром не являлась и устоявшегося спроса не имела – по причине полного отсутствия предложения. Станет это моим бизнесом или нет – это уж как обстоятельства сложатся, а на всякий пожарный свой мастер по пружинной бронзе мне явно не помешает. Кроме того, будучи бастулоном, мой новый раб более-менее сносно владел и простым разговорным финикийским, и это сильно облегчало мне тяжелую, но необходимую на будущее языковую практику.

Приятной неожиданностью оказалось то, что и кордубские оружейники совсем не пальцем сделаны. Римская кольчужная «лорика хамата» еще со сципионовских времен приобрела здесь популярность, и кольчуги для местной знати делали целых три мастера. Одним из этих трех оказался и отец Нирула – я просто не обратил внимания при давешнем первом визите, поскольку тогда мне это было ни к чему. Но Нирул-то ведь все разглядел и запомнил, так что в следующий вояж с нами отправились и один из левых слитков, и Володин макет «пистоли». В результате большую часть трех проведенных в городе дней они с отцом колдовали в кузнице над будущими пружинами – ага, после того как я не поленился ради такого дела даже «Онегина» там зачитать, гы-гы! В его же мастерской остался и мой заказ на коротенькие, но массивные цельножелезные болты к пружинным «пистолям», размеры которых мы с отцом Нирула согласовали. Их диаметры он подгонит по одному и тому же отверстию, чтоб они были одинаковыми у всех, а уж «дула» и гнезда толкателей в самих «пистолях» будут делаться по болтам.

В том же вояже мы с начальником рудника, помозговав, сделали один очень даже неглупый финт ушами, сменяв большую часть своих уже «прихватизированных» аквамаринов на гораздо более ценные изумруды. Поначалу я сдуру едва не лопухнулся, соблазнившись на маленькие, но страшно дорогущие ярко-красные камешки: то ли это были рубины, то ли гранаты, то ли карбункулы – хрен их разберет.

Я просто исходил из того, что аквамаринов у нас накопилось прилично, а будет ведь и еще больше, и не мешало бы сделать ценную заначку полегче да покомпактнее. Суть идеи мой компаньон одобрил, но в красные камешки мне вкладываться отсоветовал. Они, как он пояснил, привезены из Карфагена, а туда попадают с юга, через гарамантов Сахары. Соответственно, мне нет ни малейшего смысла переплачивать за них немалую торговую наценку в Кордубе, когда здесь же есть и изумруды – тоже редкие и дорогие, но добываемые вместе с аквамаринами и обычными бериллами на севере самой Испании. В Гадесе за них дадут уж всяко не меньше, чем в Кордубе, а в Карфагене – гораздо больше, поскольку в основном их привозят туда издалека – с Востока.

Так мы и сделали, заодно и ощутимо сбив цены на аквамарины как раз перед очередной их закупкой «для работы». Закупив их на те же деньги заметно больше, мы тем самым увеличивали и свой будущий «левак». Мы немало потом и посмеялись втихаря, когда среди купленных специально для следующей «прихватизации» камешков опознали и некоторое количество «своих», которые пойдут теперь уже по второму кругу…

В тот раз Ремд просветил нас и по текущей политической ситуации в стране. Если в Ближней Испании – ближней к Риму, то есть восточной – восставшие бастетаны и контестаны с олькадами воевали всерьез и рьяно, наголову разгромив и обратив в бегство армию претора Гая Семпрония Тудитана, а потом даже и сам претор вскоре скончался от полученных ран, то в Дальней Испании – то бишь нашей, западной – война велась гораздо спокойнее и уравновешеннее. Возглавлявшие мятежников Кулхас с Луксинием вовсе не были безбашенными отморозками. Возле активно участвующей в турдетанском мятеже Илипы, например, продолжает спокойно существовать основанная еще самим Сципионом колония римских ветеранов. Она за городом, подальше от реки, отчего мы и не видели ее с лодок, когда плыли из Гадеса в Кордубу. Луксиний даже выделил отряд специально для патрулирования вокруг колонии, дабы не допустить эксцессов со стороны «партизан», а сами бывшие солдаты Сципиона тоже стараются не злить окрестное население. Они ведь не для этого осели в стране. Мятежа они, конечно, не одобряют, всячески осуждают, но – исключительно на площади своего превратившегося в колониальное поселение бывшего военного лагеря. Все все понимают, и инциденты никому не нужны. Да и Кулхас, одолев под Кордубой претора Дальней Испании Марка Гельвия, чему мы и сами были недавно свидетелями, добивал его достаточно умеренно. То есть бить-то бил, дабы обезопасить себя от возможных контрударов, но давал ему и передохнуть. А в ходе передышек вел переговоры, в которых старательно напоминал, что воюет не с Римом вообще, а только с некоторыми римлянами, слишком уж рьяно наводящими в стране неприемлемые для нее порядки. То ли дело было при прежнем наместнике – понимающем и уважающем местные обычаи Луции Стертинии, человеке из группировки Сципиона. И как бы ни относился к подобным заявлениям сам Марк Гельвий, сторонник соперничающей со Сципионами в сенате группировки Катона, ему все же приходилось отсылать в Рим соответствующие донесения, а сенаторам – так или иначе учитывать и их при рассмотрении кандидатур в преторы на следующий год. Если новые преторы окажутся из сципионовской группировки и вернутся к политике своего лидера – мятеж прекратится и сам собой.