Читать книгу "Тайная канцелярия при Петре Великом - Михаил Семевский"

Таким образом, обойдя и осмотря подобное кумпанейское заведение, легко было убедиться, что битым, пытанным и притом ветхим женщинам здесь решительно быть было неудобно; они здесь были бы только в тягость хозяину. Но, с другой стороны, опасно было и освободить, хотя бы и с записью о молчании, таких важных преступниц, каковы были Алена, Авдотья и Акулина, гражданки города Таврова. До этого опасения додумался Ушаков и додумался довольно скоро: две недели спустя после ордера об освобождении женщин послано уже было за его подписью новое определение Тайной канцелярии.

«Тавровских баб, — писал он к Казаринову, — по некоторому делу не освобождай, а ежели хотя и освободил, а сыскать в Москве можно, то их сыщи и держи под караулом, и о том репортуй; а впредь, ежели по делам государственным весьма важным будут являться женскаго пола, в тяжких винах, то о таковых, куда их отсылать предписывалось, отнестись в Сенат с доношением; в монастыри по многим отсылкам таковых баб примать Синод не велит, в фабрики не примают, а освобождать, — рассуждал в своем ордере Андрей Иванович, — нельзя, ибо впредь от того в народе зловредие будет».

Таким образом, бабы задержаны были в Тайной канцелярии, а для корму пускали их, по обычаю, в мир, за караулом «на связке»; так продолжалось почти полтора года. В эти полтора года свершилось многое; главнейшее же событие состояло в том, что Петра I не стало. Новое правительство, готовясь сечь и ссылать, в то же время делало вид, что желает освободить или, по крайней мере, облегчить судьбу многих штрафованных в прошедшее царствование… Этот обычай сменять наказанных да ссыльных кончившегося царствования новыми страдальцами и страдалицами, обычай, служивший одной из ярких особенностей русской истории XVIII века, вступает в свои права именно со смерти Петра.

Облегчение распространено было и на тавровских преступниц: 26 февраля 1725 года, т. е. на третий год по начале дела, вспомнили о них и сделали распоряжение: «Из дела, какая до них важность касается и что им за вины их учинено, и чего ради оне под арестом долговременно содержатся, и куда их ныне послать, внесть в Правительствующий Сенат».

Высшее правительственное место указало отправить их в монастырь на постриг и подвижничество. Тайная канцелярия поспешила отнестись в Синод с требованием послушного указа о приеме в какой-либо монастырь всех трех баб тавровских, но если Синод имел смелость воспротивиться этому определению еще при Петре, тем смелее он действовал (впрочем, мы говорим только об одном этом деле) при Екатерине I: Синод положительно ответил, что таковых подозрительных баб принимать в монастыри не велено…

Все три отказа привели к тому, что 29 апреля 1725 года всех трех подвижниц учения об антихристе на четырех подводах под конвоем гвардейского и двух гарнизонных солдат, с прогонами по рублю на человека от Москвы до места назначения, повезли в Пустоозеро…

II. Самуил Выморков, проповедник явления антихриста в 1722–1725 годах

1

В начале прошлого столетия, в городе Тамбове, у церкви Успения Пресвятой Богородицы, служил дьячком Осип Выморков. Были у того дьячка дети, между ними рано стал выделяться своею охотою к книжному ученью сын Степан; взрастил его отец, обучил грамоте и всему церковному обиходу и определил, едва ли не на свое же место, дьячком Успенской церкви.

Пред молодым человеком лежала дорога торная, мирно пройденная отцом его: занимать свое место на клиросе приходской церкви, участвовать в совершении различных церковных треб, рано, как водилось и водится в духовном звании, жениться, обзавестись домком, и многие-многие годы отчитав да отпев несчетное число обедень, всенощных бдений, молебнов и панихид — мирно опочить в ограде места своего служения. Молодого дьячка женили действительно рано; введя хозяйку в собственный домик свой, Степан скоро сделался отцом… Но обзаведясь и домком, и семьей, молодой дьячок вовсе не был увлечен в суету мирскую и заботы житейские — нет, он весь погрузился в чтение книг, преимущественно религиозного характера, к которому с юных лет чувствовал необыкновенное влечение… Молодой человек одарен был натурою необыкновенно впечатлительною, страстною; ум его постоянно работал в разрешении тех или других сомнений, которые вызываемы в нем были явлениями современной, столь полной всевозможных тревог жизни. Пытливо доискивался он ответов на свои вопросы у лиц, окружавших его, и мучился новыми сомнениями, зарождавшимися в его пылкой голове… Читал он много и читал то, что только могло ему, скромному дьячку одной из церквей незначительного тогда «провинциального» города Тамбова, попадаться под руку: то были разные, без сомнения, рукописные летописные сборники; кроме того, книга Барония, переведенная с польского на славянский, из каковой книги, между прочим, как известно, делал свои выписки, в осуждение отца своего, злополучный царевич Алексей Петрович, — читал и на память знал Выморков множество житий святых из Читеи-Миней, сочинения отцов церкви и многие творения духовных писателей. У священников и монахов, родственных ему или просто знакомых, молодой дьячок пытливо выспрашивал, нет ли у них чего почитать, рылся у них в кельях, в чуланах и шкафах и, добывая оттуда какую-нибудь книгу, прочитывал ее с особенным вниманием. Так, зачитывался он разными «повестями об антихристе» и о прочем, что попадалось в рукописных сборниках; не пропускал без внимания и книги гражданской печати; но особенно любезно было молодому дьячку чтение старопечатных книг: сборников, требников, между прочим, наизусть знал и часто ссылался он на книгу Ефрема Сирина, на поучения Кирилла, и что вычитывал Выморков из них, то вполне соответствовало настроению его духа, возбужденному всем виденным и слышанным им о деяниях Петра… Дьячок Степан был одарен натурою далеко недюжинною;

это был человек прежде всего мысли и увлечения. Его голова постоянно работала, постоянно вдумывалась в смысл того, что он видел и слышал, и при возбужденном состоянии своего духа молодой человек не в силах был оставаться без дела: он жаждал осуществить свою мысль на деле и идти против того, что, по его мнению, было зло… При других обстоятельствах, в другой сфере, в нем, быть может, вырос бы пылкий, способный, страстно преданный делу Петра I деятель; но из той среды, в которой возрос герой нашего рассказа, ему суждено было выдти ярым противником Преобразователя и увеличить собою число лиц, от всей души ненавидевших петровскую реформу.

Для нас, однако, весьма интересно, ввиду ознакомления с состоянием умов в эпоху Преобразователя, проследить, под влиянием каких внушений сложилось враждебное настроение Степана Выморкова; вследствие сего мы и постараемся во всей подробности проследить образование Выморкова, как одного из врагов преобразований императора Петра. Ближайшее знакомство с жизнью безвестного дьячка Успенской церкви города Тамбова дает нам возможность довольно живо воспроизвести тот образ мысли о делах Петра I, какой особенно отличал в то время население юго-восточной части нашего отечества. В самом деле, в первой четверти XVIII века на всем обширном пространстве между Тамбовом, Воронежем, затем по всему Дону и влево от него до Каспия мы встречаем монахов, лиц белого духовенства, казаков, наконец, людей торговых и простолюдинов, как мужчин, так и женщин, почти поголовно с ужасом и негодованием взиравших на деяния Петра. Крутые меры его против монастырей и черного духовенства, кровавые преследования старообрядцев, заточение первой жены, царицы Авдотьи, осуждение сына, пристрастие к иноземцам — вот те главнейшие стороны петровского царствования, которые вызывали особенно упорное и злое осуждение со стороны тогдашнего населения России вообще и юго-восточного угла ее в особенности. Этот угол, как известно, издавна питал в себе элементы, враждебные правительству: здесь не раз подымалось кровавое знамя вооруженного восстания, здесь почти на глазах Выморкова по синим волнам Дона плыли плоты с виселицами, на которых болтались трупы более двухсот повешенных сподвижников смелого Булавина; сюда, в этот привольный край, несмотря на все меры правительства, стекались со всех сторон России «беглецы» от «всех новых порядков»; в придонских станицах издавна гнездился раскол, наконец, в монастырях этого края питался, несмотря на весь бдительный надзор новопоставленных над обителями честных отцов-инквизиторов, дух особенного недовольства всеми распоряжениями Петра I. Этот дух был общий всем обитателям святых пустынь, начиная с их игуменов и кончая послушниками и монастырскими служками… Мог ли не увлечься тою же ненавистью к Преобразователю и наш книжник при его увлекающейся впечатлительной натуре, при его «чуткости к высшим вопросам жизни и способности не удовлетворяться одним разглагольствием об них».