Читать книгу "Друиды Русского Севера - Евгений Лазарев"

Можно даже предположительно указать, когда и где произошло мистическое отождествление Зелени и Золота в рамках протоалхимических традиций. Согласно «Глоссам» Гезихия, фригийское слово γλουρός в переводе на древнегреческий означает χρυσός, золото («Гλώσσαι/Г»). Но ведь γλουρός — очевидный фонетический коррелят древнегреческому χλωρός, зеленый. Фригийский и греческий родственны. Но в греческом зеленый и золотой не созвучны; в греко-египетских, александрийских алхимических трактатах возможное изначальное родство этих понятий уже не очевидно, хотя тот же Гезихий, александриец, эрудированный лексикограф V в., мог иметь представление о мистериальных знаниях более ранней эпохи. Эти знания в принципе могли довольно длительное время сохраняться во фрако-фригийском, анатолийском регионе, где прослеживается (в частности, в Ликии, на юго-западе Малой Азии), по обоснованному замечанию Вяч. Вс. Иванова, «преемственность этапов перехода от верхнепалеолитической культуры, очень близкой к знаменитым западноеврпейским образцам пещерного искусства, к культуре мезолита, а затем и протонеолита»; символические рисунки на мелких камнях здесь обнаруживают сходство с письменами культуры Винча.

Гипотетически можно предположить, что в эту палеоевропейскую цивилизацию уходят корнями и протоалхимические представления о священной Зелени, которая впоследствии трансформировалась в Золото общеизвестных трактатов. О фрако-фригийской же алхимической традиции сейчас невозможно сказать ничего конкретного, кроме того, что Фракия (как и сопредельный Кипр) считалась александрийскими алхимиками одним из мест свершения Великого Делания. Лингвистический отголосок протоалхимической Зелени можно усмотреть и в латинском слове galbus (galbinus), зеленовато-желтый, сочетающем в себе ассоциации с обоими цветами.

Этот же субстрат, возможно, отразился и в одном из загадочных образов Псалтири, в 67 Псалме (Пс. 67: 14) — в образе прекрасной голубицы. В синодальном русском переводе это место выглядит так: «…Голубица, которой крылья покрыты серебром, а перья чистым золотом». В древнегреческом же тексте Септуагинты (созданной, как известно, в той же Александрии в III–II вв. до н. э.) после слов об «осеребренных крыльях» сказано: «μετάφρενα αυτης εν χλωρότητι χρυσίου», буквально «межкрылия ее в зелени золота». В следующем стихе (Пс. 67: 15), толкуемом по-разному, говорится, по-видимому, о «царях», несомых голубицей, то есть это, возможно, отзвук древнего образа космогонической птицы.

Из экскурса в алхимический символизм Зелени следует очень важный вывод. Коль скоро высочайшая цель алхимии — обретение Золота Философов, то получается, что в протоалхимии таковой целью было обретение Благословенной Зелени! И это Делание выступает символическим аналогом мистическому паломничеству к Зеленой Земле, о котором идет речь в этой главе. Тем более, что и среди чисто алхимических символов есть Terra Viridis, Зеленая Земля (например, у Михаэля Майера в книге «Symbola Aureae Mensae Duodecim Nationum»).

Образ Зеленой Земли, в дискурсе библейской Священной Истории, возникает и в алхимическом трактате Виллема Менненса (1525–1608) «Златое Руно» («Aurei Velleris sive Sacrae Philosophiae Vatum Selectae et Unicae Mysteriorumque Dei, Naturae et Artis Admirabilium Libri Tres», lib. III, cap. I): «Однако же Земля наша, пустынная, иссушенная и потому бесплодная, благодаря Страстям Господа нашего Иисуса Христа стала живой, зеленой (viridis) и плодородной, для произращения фруктов, взыскуемых во имя вечного спасения, поистине увлажненная росою Духа Святого…»

Этот сотериологический, христианский аспект в символизме Зеленой Земли вполне коррелирует с истолкованиями зеленого цвета в средневековом латинском богословии. В известном трактате XII века «Мистическая Лоза» («Vitis Mystica», Сар. 26) сопоставляются Viriditas и Virginitas, Зелень и Девственность: «О virgines Christi, quae a viriditate nomen habetis!» — «О девы Христовы, от зелени получившие свое именование!» О том же свидетельствует «тевтонская пророчица», аббатиса, поэтесса и великий мистик Хильдегарда Бингенская (1098–1179), когда пишет (в 116 письме), что дева «стоит в простоте и прекрасной целостности Рая, который никогда не предстанет иссохшим, но всегда пребудет исполненным зелени цветущей лозы».

Однако этим не исчерпывается интересующий нас мотив в наследии Хильдегарды Бингенской. У нее есть книга духовных песнопений «Симфония гармонии небесных откровений» («Symphonia Harmoniae Caelestium Revelationum»), и там образ Зелени приобретает еще более высокий смысл. Одно из этих песнопений, литургический гимн, посвященный Деве Марии, называется «О зеленейшая Лоза!» («О viridissima Virga!»); на этой Лозе расцвел Цвет (Христос), «Который даровал аромат всем благовониям, бывшим сухими». Само посвящение этого гимна говорит о многом.

Есть у Хильдегарды еще одно песнопение, из цикла «О девах», что как будто задает уже знакомый контекст. Но оно настолько необычно, что имеет смысл привести (и перевести) его целиком.

O Nobilissima Viriditas, Quae radicas in Sole, Et quae in candida serenitate luces In rota, Quam nulla terrena excellentia comprehendit. Tu circumdata es Amplexibus divinorum mysteriorum. Tu rubes ut Aurora, Et ardes ut Solis flamma.

О Благороднейшая Зелень, Чьи корни — в Солнце! О ты, кто в блистательной ясности светишься В круге, Которого не объемлет ничто возвышенное на земле! Ты охвачена Объятиями божественных таинств. Ты красна, как Заря, И горишь, как пламя Солнца.

Если тут и имеется в виду Девственность, то она поистине возведена в ранг космический. Онтологическая соотнесенность этого образного ряда с Солнцем для Хильдегарды явно не случайна. В уже цитированном 116 письме она так говорит о женственности (forma mulieris, образ женщины): «O quam mira res es, quae in Sole fundamentum posuisti, et terram superasti!» — «О, сколь чудесна она, положившая основание в Солнце и превзошедшая землю!» И уподобление Авроре, Заре — также не просто литературный прием. Такое уподобление подчиняется не бытовой, а какой-то иной, непостижимой логике; ведь это о Зелени сказано: «rubes ut Aurora» — «рдеешь (краснеешь) как Заря». Вспомним: у Арнольда Вилланованского сказано, что «Зеленое станет Красным»; может быть, он имел в виду тот же образ? Горящая, пламенная, солнечная Зелень: как это понимать?

Разгадка содержится в произведениях других европейских мистиков. Мейстер Экхарт (1260–1327) в 61‑й проповеди («О девственной женщине») связывает образ Зелени с понятием божественных энергий Святой Троицы: «В душе есть сила, которая не касается плоти и времени; она истекает из духа, в духе пребывает и вся дух. В ней зеленеет и цветет (grünend und blühend) Бог в полной славе и радости, которую вкушает Сам в Себе… В этой силе вечный Отец беспрерывно рождает Своего вечного Сына…» В этой силе «зеленеет и цветет Бог во все Своем Божестве, и в Боге — Дух». Ангелус Силезиус (1624–1677) в «Херувимском страннике» выражает сходную мысль лаконично и тезисно: «Die Gottheit ist daß grüne», буквально: «Божественность — это Зеленое».