Читать книгу "Иосип Броз Тито - Евгений Матонин"

Тито понимал, что сейчас Москве будет не до покушений на югославского лидера. Тогда, наконец, появились официальные сообщения, что президент ФНРЮ совершит дружественный визит в Великобританию по приглашению британского премьера Черчилля.

Во время плавания Тито читал свежие донесения из Москвы. Поверенный в делах Югославии в СССР Джурич писал о церемонии прощания со Сталиным: «Потекли реки паломников, составленные в основном из представителей предприятий и учреждений. Сталин выглядит страшно, посинел. Нет ни жалости, ни атмосферы поклонения подобной той, что в мавзолее Ленина», — отмечал он[453].

Дипломатический протокол требовал, чтобы руководству Советского Союза были принесены официальные соболезнования. Из Белграда пришли указания ограничиться минимальным выражением соболезнования — только в устной форме и только от имени правительства Югославии в связи со смертью главы правительства СССР. Правда, когда поверенный в делах Югославии Джурич отправился с этой миссией в советский МИД, его принял не глава министерства и не один из его заместителей, а всего лишь помощник замминистра. И на день позже большинства других дипломатов.

После некоторых раздумий Тито решил, что югославские дипломаты все-таки должны принять участие в похоронах Сталина. А во время траурной церемонии ошеломленные представители других стран увидели, как замминистра иностранных дел Яков Малик демонстративно протянул руку Джуричу. Тот посчитал этот поступок настолько важным, что в этот же день направил специальную депешу в Белград. «Складывалось впечатление, — отмечал Джурич, — что Сталин начал мешать, как только умер, и поэтому его быстро похоронили»[454].

Конечно же многие в мире ждали официальной реакции югославского руководства на смерть Сталина. Однако Тито молчал. Это было весьма многозначительное молчание. Возможно, он хотел обсудить новый расклад сил в мире с Черчиллем или считал, что Москва должна первой сделать шаг к улучшению отношений.

Когда «Галеб» проходил Гибралтарский пролив, англичане устроили Тито торжественную встречу. Его ждали три авианосца и три крейсера. В воздухе «Галеб» приветствовали военные самолеты, проносившиеся над ним, а корабли британского Королевского флота встречали его артиллерийским салютом нации в 21 залп.

В устье Темзы на «Галеб» поднялся Филипп, герцог Эдинбургский, супруг королевы Елизаветы II. Это был знак самого высокого уважения к гостю Британии. В понедельник 16 марта, когда часы на башне Биг-Бена начал бить 16 часов, Тито сел в шлюпку и направился к берегу. На причале Вестминстерского дворца президента Югославии встречали премьер-министр Черчилль и глава МИДа Иден. После взаимных приветствий Тито обратился к британскому народу на английском языке, а потом обошел строй почетного караула королевских ВМС.

Британские газеты на первых полосах печатали сообщения о визите Тито и его большие фотографии. Интерес к визиту был огромен. Но были среди британцев и скептики. Писатель Ивлин Во, который когда-то острил на тему «Тито — это женщина», теперь посылал в газеты письма протеста против его приезда. «Единственный верный способ начать третью мировую войну — это способствовать возникновению полудюжины атеистических полицейских государств, преисполненных самодовольно-глупых идей национализма и жажды власти», — отмечал он. «Я становлюсь русским державником, — продолжал Во в другой статье. — …Ведь плоха не сама Россия, а коммунизм. Наша же политика заключается в том, чтобы подкармливать маленькие государства, чтобы они оставались коммунистическими, но ссорились с Россией»[455].

Встречи Тито и Черчилля проходили в довольно благодушной атмосфере. Со времени их последнего свидания в Неаполе прошло девять лет, и теперь Черчилль признался Тито, что в эти годы часто был на него «сильно зол» — особенно за Триест и острые речи, в которых он поминал Англию недобрыми словами. «А сейчас вы тоже на меня злитесь?» — улыбаясь, спросил его югославский президент. «Нет. Сейчас я вас люблю», — ответил Черчилль.

В резиденции премьера на Даунинг-стрит, 10, Тито показали комнату, в которой находились десятки различных географических карт. При помощи специальной аппаратуры карты могли двигаться в зависимости от того, какой регион в данный момент интересовал премьера.

Черчилль попросил карты Адриатического побережья и, указывая на них тростью, сказал, что Триест сейчас малоинтересен. Для него, говорил Черчилль, всегда были интереснее и важнее так называемые Люблянские ворота — узкий проход в Южных Альпах, образующий естественный коридор для перехода из Центральной Европы в Средиземноморье и на Балканы. Эти ворота, по словам Черчилля, всегда имели огромное стратегическое значение. На обеде, который в этот же день давал британский премьер, неожиданно для югославов появилось вино из Словении. «Это тоже связано с Люблянскими воротами?» — спросил Тито, прочитав этикетку на бутылке. «Да, да. Это самые лучшие ворота для хорошего настроения», — пошутил Черчилль[456].

Несмотря на такую благодушную атмосферу, никаких договоров, на которые рассчитывал югославский президент, в Лондоне подписано не было. Однако британцы пообещали, что не допустят посягательств на Югославию. «Мы ваши союзники, — сказал Тито Черчилль, — и если на нашу союзницу Югославию кто-нибудь нападет, мы будем гибнуть вместе с вами». «Для меня и для всех нас это была торжественная клятва, — прокомментировал эти слова Тито. — Нам не нужны подписанные договоры». Он подтвердил, что Югославия не будет формально вступать в НАТО, но подчеркнул, что «ничто не помешает выполнить нам свои обязательства, не вступая в этот блок».

Тито публично ничего не говорил о возможных изменениях в Советском Союзе после смерти Сталина. Однако в разговорах они с Черчиллем обменивались мнениями на этот счет. Британский премьер писал президенту США Эйзенхауэру, что Тито «твердо уверен, что смерть Сталина не сделала мир безопаснее…». Тито дал и свою оценку соотношениям сил в новом советском руководстве: «Маленков и Берия держатся вместе, но Молотов завис»[457]. Эта оценка оказалась весьма точной.

Тито сумел расположить к себе англичан. В том числе и королевскую чету. На приеме в Букингемском дворце он вел непринужденную беседу обо всем с королевой Елизаветой и ее мужем герцогом Филиппом Эдинбургским. Иногда Тито переходил на английский язык. Он даже сел за рояль и сыграл Шопена, чем привел присутствующих в полный восторг. Правда, Тито и здесь не забывал, что он — коммунист. Во время обеда, когда в зал внесли блюда на золотых подносах, Тито начал хмуриться. «Что-то не так, господин президент?» — спросил его герцог Эдинбургский, сидевший рядом. «Да, я, конечно, понимаю, что в королевском дворце все должно быть роскошно, — ответил Тито по-английски, — но все-таки… эти золотые подносы… в этом голодном мире… Разве это не чересчур?» — «Да, вы правы, — ответил принц. — Они, наверное, слишком дорогие. Но, уверяю вас, сделаны из такого прочного материала, что их использование окупится многократно». Тито произвел такое сильное впечатление на королеву, что она якобы сказала: «Если этот человек — слесарь, то тогда я не английская королева».