Читать книгу "Барон Унгерн - Андрей Жуков"

О планах заговорщиков в отношении Унгерна свидетельствует один из вдохновителей мятежа, врач Рябухин: «Попытаться застрелить барона, убив также Бурдуковского, ординарцев-экзекуторов и тех людей из комендантской команды, кто был наиболее предан Унгерну. Это следовало сопроводить обстрелом лагеря комендантской команды из пушек, что должны были сделать наши артиллерийские офицеры. Мы планировали арестовать старого полковника Дмитриева, если он воспротивится заговорщикам». Подчеркнем, что все это происходило фактически под носом у красных, которые «сидели на хвосте» унгерновской бригады. Отнюдь не о войне с большевиками думали замыслившие убийство своего командира офицеры (хотя те из них, кому посчастливилось остаться в живых, в своих эмигрантских сочинениях и воспоминаниях настойчиво выставляли себя убежденными «врагами большевиков» и всячески подчеркивали собственные «выдающиеся заслуги» перед Белым движением), а о том, как ценой предательства спасти собственную шкуру. В ночь с 18 на 19 августа была обстреляна палатка Унгерна, стоявшая в лагере на особицу. Один из участников событий вспоминал, что в палатку даже бросили две гранаты. Однако заговорщики настолько трусили, что не смогли попасть в барона. Ни пули, ни осколки Унгерна не задели. Через некоторое время издали донесся знакомый высокий и резкий фальцет барона. Практически все свидетели этой страшной ночи вспоминали, что голос Унгерна произвел на всех отрезвляющее впечатление, стрельба, шедшая по всему лагерю, прекратилась. «Все замерли, — вспоминал М. Г. Торновский, — каждый в тот момент подумал в магическом зачаровании: «Барон, вот пойдет-то расправа!» Таково было первое впечатление от неожиданного появления Унгерна. Командующий попытался восстановить порядок, организовать собравшиеся к выступлению части. Унгерн скакал вдоль лагеря на своей серой кобыле Машке. Возле артиллерийского дивизиона заметил полковника Дмитриева и осадил лошадь. «Ты куда собрался бежать? Испугался того, что несколько дураков обстреляло мою палатку? Поворачивай назад! Не в Маньчжурию ли тебе захотелось?» И пушки, уже вывернувшие на дорогу, по воспоминаниям очевидца, стали послушно загибать в сторону своей бивачной стоянки.

Однако те, на кого мог бы положиться барон, были убиты во время первоначальной суматохи. Погиб известный Бурдуковский, о смерти которого никто не сожалел, погибли ординарец Унгерна прапорщик Перлин, вахмистр Бушмакин, командир японской сотни капитан Белов. H.H. Князев писал о гибели верных Унгерну офицеров: «Если Бурдуковский и К поплатились за свое усердие в исполнении смертных приговоров, то убийство Белова не может быть оправдано никакими доводами. Белов, державшийся с большим достоинством, боевой офицер… виновен лишь в том, что к нему, как образцовому офицеру, барон начал за последнее время посылать офицеров на исправление». В данном случае Князев недоговаривает: Белов был «виновен» перед заговорщиками в том, что оставался верным воинской присяге и своему командующему, т. е. среди десятков так называемых офицеров он повел себя как настоящий белый воин и русский офицер.

Возле пулеметных команд навстречу Унгерну выскочил есаул Макеев, ранее убивший капитана Белова, и несколько раз выстрелил в барона из револьвера. Пули снова даже не задели Унгерна. Унгерн вздыбил кобылу, сделал крутой разворот и скрылся в тумане предрассветного утра. Он оставил свою дивизию теперь уже навсегда. После ночной неразберихи (многие думали, что на лагерь напали красные партизаны) заговорщики предложили возглавить 2-ю бригаду арестованному ранее начальнику штаба Островскому. Было решено идти в Хайлар, где находился старый друг барона — китайский генерал Чжан Куню[38]…

Ранним утром 19 августа барон Унгерн прискакал в расположение своих монгольских частей, которые после ночного панического бегства из лагеря приводили себя в порядок на обширном лугу на берегу небольшой речки, впадающей в Селенгу. Он оставался в монгольском отряде Бишерельту-гуна (или Сундуй-гуна) от одного до двух дней. С бивака, откуда в роковую ночь 19 августа спешно снялась 2-я бригада, было подобрано брошенное имущество, оружие. Последним из русских, кто видел барона, был командир монгольского отряда хорунжий Шеломенцев. Именно ему приказал Унгерн пригнать к стоянке гурт овец, брошенный ушедшей бригадой, и выдать монголам мяса столько, сколько они смогут съесть. Унгерн продолжал верить в надежность монгольских всадников, для которых он был избавителем от китайского владычества. Воевать с красными у монголов не было никакого резона, но сопровождать его в Тибет, полагал Унгерн, они вполне могли. Однако у монголов были совершенно другие планы: как и все восточные люди, они полностью преклонялись перед силой. Сила явно была теперь не на стороне Унгерна. По словам Шеломенцева, Унгерн предложил русским офицерам выбор: оставаться вместе с ним или двинуться вслед за ушедшими частями в Маньчжурию. Шеломенцев и два офицера изъявили желание покинуть барона. Унгерн не выказал никакого неудовольствия, простился с офицерами и пожелал им счастливо добраться до своих семей. Теперь с ним оставались только прапорщики Попов и Шишилихин, 18 нижних чинов из русских и бурят и 3 ординарца штаба дивизии. То, что случилось в дальнейшем, приблизительно одинаково описывают (с незначительным отклонением в деталях) разные мемуаристы. Предоставим слово М. Г. Торновскому, дающему более подробную картину:

«Через два дня Шеломенцева догнали три офицера и три казака… 21 августа на походе к генералу Унгерну подошел пешим Бишерельту-гун и попросил у генерала спички… Унгерн отпустил повода на шею коня и стал шарить в карманах тарлыка… Использовав беспомощное положение на седле генерала Унгерна, Бишерельту-гун ловким движением стащил его с седла. Монголы связали Унгерна по рукам и ногам крепкими сыромятными ремнями, оставили палатку, положили в нее бога войны, укрыли тарлыком.

Покончив с генералом Унгерном, монголы принялись избивать русских инструкторов и перебили всех кроме тех трех офицеров с вестовыми, кои увидали первыми поступок монголов с генералом Унгерном и, предчувствуя беду, «стреканули» в кусты…» Отметим только еще раз полное бездействие офицеров, оставляющих своего командира в руках врага. Действительно, с таким людским материалом даже мечтать о победе над красными не приходилось… Это было последнее предательство, с которым довелось столкнуться генералу Р. Ф. Унгерн-Штернбергу. Неоднократно цитировавшийся нами А. С. Кручинин отметил чрезвычайно важную деталь в характере барона: «Он сам был жесток, и нередко — чрезмерно и неоправданно, он мог под влиянием минутной вспышки расправиться со своими же, но он никогда не предавал доверившихся ему людей…»

22 августа (по другим сведениям, 20 августа) 1921 года небольшой красный разъезд (17 человек) атаковал превосходящий отряд монголов (до 80 человек). Связанный Унгерн, увидев приближение красных, во весь голос кричал монголам команды: «Рассыпаться в цепь! Красные идут, в цепь!» Как указывал в своем докладе командир красных, «военком Щетинкин»: «Растерявшиеся монголы от неожиданности парализовались, что и способствовало захвату всех без потерь». Даже будучи безоружным и плененным, барон Унгерн продолжает вести с красными свой последний бой. Этот бой не закончился и после того, как связанный барон перешел в руки своих врагов (хотя назвать и предателей-монголов «друзьями» язык не поворачивается). Ему предстоит еще одно сражение — уже без оружия и на красной территории.