Читать книгу "Примкнуть штыки! - Сергей Михеенков"

Особенно тяжело пришлось армии генерала Ракутина. Её фланги оказались открытыми, а путь к выходу более длинным. Через несколько дней после гибели в бою генерала Ракутина в плен попадут генералы Лукин, Ершаков, Прохоров, командир 91-й стрелковой дивизии полковник Волков, начальник штаба 19-й армии комбриг Малышкин. Погибнет член Военного Совета 19-й армии Шекланов. Южнее Варшавского шоссе в окружении оказались армии Брянского фронта. При прорыве из «котла» на реке Рессете погибнут командующий 50-й армией генерал Петров и член Военного Совета армии бригадный комиссар Шляпин. Остатки армии с трудом и большими потерями пробьются к Белёву. Не знали они и того, что 17-я стрелковая дивизия, оборонявшаяся северо-западнее Спас-Деменска и вдоль Варшавского шоссе, 4 октября была атакована и смята под Дяглевкой и Суборовом, а 1316-й стрелковый полк попал в окружение под Воронцовом, что контратаки дивизии, имевшие характер отчаянного сопротивления, были особенно ожесточёнными и на отдельных участках доходили до штыковых и рукопашных схваток. Остатки дивизии всё же смогли вырваться и отошли на восток вдоль Варшавского шоссе. Что некоторые группы будут просачиваться через немецкие посты и, обойдя оборону передового отряда на Извери, выйдут в конце концов к реке Протве. Что командира 17-й стрелковой дивизии полковника Козлова по приговору военно-полевого суда расстреляют перед строем вместе с комиссаром дивизии бригадным комиссаром С.И. Яковлевым. Что командир другой стрелковой дивизии, которая отступала в том же направлении, 53-й, полковник Н.П. Краснорецкий избежит расстрела только потому, что погибнет в бою. От командования 31-й армией, которая закрывала ржевское направление, в эти же дни был отстранён и отдан под суд генерал Долматов. 113-я, отходившая параллельно Варшавскому шоссе, яростно дралась, вырвавшись из окружения под Жёлнами, но была разбита и размётана на марше во время отхода. Командир её, генерал-майор Пресняков, раненый, потерявший способность передвигаться, попадает в плен под станцией Занозной. А ведь именно 113-я должна была занять оборону по берегу Угры и не пропускать немцев дальше, к Медыни.

Не знали они, заступившие дорогу врагу на Извери, что в эти дни и ночи западне и северо-западнее их произошла катастрофа, масштабы которой превосходили Минскую: нескольких фронтов, шестьдесят четыре дивизии, были окружены, и немцы, сдавливая кольцо окружения, добивали их. В плену оказались сотни тысяч бойцов и командиров РККА, несколько генералов. Красная Армия за несколько дней потеряла около миллиона человек. Ни Ставка, ни Военные Советы фронтов в это время не могли организовать эффективной обороны на последнем рубеже – Можайской линии. Войск, которые могли бы занять здесь доты и траншеи, в резерве Ставки просто не было. Отчасти положение спасло то, что немцы в эти дни вынуждены были тратить силы и время на ликвидацию «котлов». 9 октября наступление вдоль Варшавского и Минского шоссе возобновилось с прежней мощью и упорством. Но время оказалось уже упущенным. Оцепенение от катастрофы под Вязьмой в Ставке длилось недолго. Пока передовые отряды подольских курсантов и маршевых стрелковых рот на различных направлениях держали оборону, на западное центральное направление срочно перебрасывались сибирские и дальневосточные дивизии. Некоторым из них для прибытия к месту и развёртывания в боевой порядок требовалось несколько суток или всего лишь сутки.

Они шли по чавкающей под ногами тропе навстречу чёрному сосняку и не догадывались о том, что именно на них сейчас возложена самая трудная задача на всём протяжении фронта обороны Москвы. Ни сержант Воронцов, ни курсанты Алёхин и Селиванов, ни сержант Смирнов, ни бойцы Зот Михаленков и Василий Абраменков, ни пулемётчик Донцов, ни старшина Нелюбин и его подчинённые не знали тогда, что, выполняя приказ капитана Старчака, они выполняли и приказ Верховного главнокомандующего и Ставки и что Москва и вся страна сейчас надеются именно на них, и только на них, потому что других войск, которые смогли бы выполнить то, что выполняли они, ни у Верховного, ни у Ставки, ни у командующего фронтом просто не было.

– Сань? Слышь, Сань? – Воронцова вывел из оцепенения Алёхин, поджидавший их у края лощины. – Ну что будем делать?

Воронцов поднял руку, и все молча остановились. За лощиной уже начинался сосняк. Стёжка, выскальзывая из-под ног, уходила вверх. Солнце совсем завалилось за деревья, и внизу сразу начала густеть синева молодых сумерек. Ещё один короткий октябрьский день, нелёгкий, как и все предыдущие, уходил. Ничего, кроме смертной усталости, он им не оставил. Ветер утих. Но повеяло морозной свежестью. Так в открытое окно в комнату входит ночная прохлада. «Значит, к ночи жди первого заморозка, – подумал Воронцов. – Вот и кончилось тёплушко…»

Алёхин, сойдя со скользкой стёжки, стоял под деревом и ждал, что скажет Воронцов.

Что ж, надо было принимать решение. И он, повернувшись к стоящим за его спиной, сказал как о давно решённом и тщательно продуманном:

– Селиванов, следи за поймой. Остальные – ко мне.

Они сгрудились под калиновым кустом, на котором висели подсвеченные каплями невысохшего дождя рубиновые тяжёлые грозди. Кто-то из бойцов не выдержал, сорвал кисть и сунул в карман шинели. Вороноцв поднял голову и увидел виновато улыбающееся лицо Васяки.

– Что, Абраменков, после тушёнки кисленького захотелось?

– Уж больно спелая, – признался тот, – удержаться невозможно. Подумал вот: вдруг ночью спать не придётся? Тогда и пожую калину.

– А что, помогает?

– Кому как, а мне помогает. Скулы так и сводит, и глаза торчком. Так что возьмите и вы, товарищ сержант. Ноша-то невеликая, а пользу может сослужить большую.

И Воронцов про себя подумал, что бойцы у него в группе подобрались бывалые. Война и старшина Нелюбин их уже кое-чему научили. Вон как лихо вчера атаковали! И отходили без паники. Никого не бросили. Оружие не растеряли.

В деревню решили войти, когда стемнеет – со стороны леса, задами и огородами, откуда, видимо, входили и те, кто по ним палил из пулемёта. Вначале разузнать у кого-нибудь из местных, что тут и как. И если немцы ещё в деревне, придётся решать сперва с ними. Старчак через Алёхина предупредил, что на этом участке действует спецподразделение, которое может быть переодето в красноармейскую форму или в гражданскую одежду. Донцов и Селиванов залягут в сосняке, а они вчетвером попытаются окружить дом и взять их. Если силы окажутся неравными, отходить придётся снова туда, за речку, в сосны. Вот тут Донцов и Селиванов и помогут им огнём своего пулемёта.

Воронцов отдавал распоряжения, чертил прутиком на земле, вспоминая расположения дворов и проулков. Его слушали, затаив дыхание, как слушают командира, когда приходит время верить в него больше, чем в винтовку или пулемёт.

– Смотри, Донец, чтобы пулемёт работал, как часы Кировского завода, – предупредил пулемётчика Зот.

– Ты, Зот, лучше за своим хозяйством доглядай. А то небось пока я в роте отсутствовал по уважительной причине, у твоей винтовки затвор к раме приржавел.

Зот засмеялся, дёргая острым кадыком, который был виден даже теперь, в сумерках. И похлопал большой, как пральник, ладонью по ложу мосинской винтовки: