Читать книгу "Рыцарь темного солнца - Валерия Вербинина"

Пан Кондрат, получив самые торжественные заверения и Августа, и анжуйца в том, что ни один из них не замышляет и не замышлял каких-либо военных действий друг против друга, отбыл в Краков, чтобы развлечь короля Владислава рассказом о князе Доминике, оказавшемся самозванцем. Воздадим должное его фантазии: в его изложении панна Анджелика вышла весьма непривлекательной особой непонятного происхождения, зато панна Магдалена Соболевская оказалась чистейшей прелести чистейшим образцом, в который, ясное дело, без ума влюбились весьма достойный князь Август Яворский, так называемый князь Доминик, один громкоголосый парень из Анжу, состоящий в войске крестоносцев, и другой, молчаливый и синеглазый, из тех же крестоносцев. Те, кто слышал пана Кондрата, оставались при убеждении, что все заварилось именно из-за этой самой несравненной Магдалены, а некий прелат, воздев перст с искрящимся рубином, припомнил даже притчу о некой Еве, из-за капризов которой ее законный муж вкупе со всем остальным человечеством лишился райских кущ.

Саму Мадленку, надо полагать, такое сравнение только позабавило бы, хотя в первые дни после ранения ей было вовсе не до смеха. Она с трудом дышала, голова у нее кружилась, перед глазами все плыло, так что, несмотря на обнадеживающие заверения врача, девушка думала, что умирает. А когда поняла, что вовсе нет, стала бояться, вдруг умрет другой человек, который был ей небезразличен, ведь тогда собственная жизнь ей станет не нужна. Но Боэмунд быстро поправлялся. Врач все поражался крепости его организма. Зато Август, хоть и был ранен легче, чем его бывший противник, все еще лежал в постели. Наконец Мадленка и Боэмунд встретились, но им обоим стоило большого труда выставить за дверь Филибера, который бродил вокруг них, как большая назойливая собака.

– Знаешь, – обратилась к своему синеглазому возлюбленному Мадленка, – я до последнего не была уверена, кого ты покрываешь: ее или меня.

Крестоносец усмехнулся.

– Она никогда не была добра ко мне, – сказал он. – Если есть человек, ради которого я бы ничего не пожалел… ни моей жизни, ни моей бессмертной души… то ты знаешь, кто это. Ты будешь со мной?

– До самого конца, – твердо произнесла Мадленка, – обещаю тебе.

Через неделю Филибер со своим отрядом покидал замок князей Диковских, захватив, конечно, с собой и брата Боэмунда, который вполне окреп и мог держаться в седле. Мадленка, двое ее слуг и горничная, которых ей оставил отец, двинулись вслед за ними. Не успели они отъехать, как Мадленка услышала, что ее кто-то окликает, и увидела мчащегося во весь опор Августа. Мадленка не прощалась с ним. И вообще, хотя князь выказывал всяческую заботу о ней в тяжелые дни, последовавшие за ранением, у нее не было ни малейшего желания лишний раз встречаться с ним. Тем не менее она натянула поводья и сделала сопровождающим знак остановиться.

– Ты уже уезжаешь? Я должен проводить тебя, – слегка запыхавшись, заявил Август и поехал бок о бок с ней.

Осень вступила в свои права, и деревья, расцвеченные в золотые, алые, пурпурные тона, радовали глаз. Август говорил о всяких пустяках, о перестройке замка, о том, что, наверное, скоро снова будет война с рыцарями, и о том, что епископ Флориан строит ему козни. Август был убежден, что почтенный прелат выступал заодно с убийцами матери Евлалии, но Мадленка полагала, что тот, как человек здравомыслящий, о многом догадывался, но попросту закрывал глаза на происходящее. По большому счету ей все это было неинтересно, и только ради Августа она делала вид, что слушает его. Август рассказывал, что теперь, когда он унаследовал богатство Диковских, ему пророчат сразу четырех знатных невест, тогда как раньше их родители его и в упор не видели.

– А ты? – спросил он внезапно.

– Что – я? – опешила Мадленка.

– Ты бы вышла за меня?

У девушки перехватило дыхание, но только на мгновение. Она тотчас овладела собой и звонко рассмеялась.

– Я! Да кто я такая, в конце концов?

– И все-таки? – настаивал Август.

Мадленка тряхнула головой:

– Нет.

Крестоносцы, опередившие их на расстояние нескольких полетов стрелы, затянули веселую песню, и их голоса доносились до ехавших в молчании Мадленки и ее спутников.

– Таково твое окончательное решение? – спросил юный князь. Сейчас он более всего походил на обиженного ребенка.

– Да, Август. И не спрашивай, почему.

– Я и не хочу ничего спрашивать. – Яворский закусил губу. – И ты уйдешь с ним? С ним? Боже мой! Но что он может дать тебе, Мадленка? Он наш враг, рыцарь, крестоносец, и он… он не проживет долго. Твоя семья отвернется от тебя. Твои друзья…

– Мне никто не нужен, кроме него.

– Ты губишь себя, – тихо сказал Август.

– Прощай, – отозвалась Мадленка и крепче сжала в руке поводья. – Будь здоров и не изменяй своей будущей княгине.

Август ничего не ответил. Он пропустил ее маленький отряд вперед, а сам не спеша двинулся обратно. Несколько раз молодой князь обернулся, словно надеялся, что его позовут, но Мадленка отдалялась от него все больше и больше, и вскоре и она, и ее слуги исчезли за поворотом.

На развилке Мадленка отпустила своих спутников. Она дала им все деньги, какие у нее были при себе, и велела возвращаться домой. Ее решение никого особенно не удивило. Слуги поклонились ей и удалились по той дороге, что вела в имение ее отца.

Оставшись одна, Мадленка вздохнула полной грудью. Ей было и радостно, и страшновато, и немого грустно. Что-то ждет ее впереди? Но в глубине души она не сомневалась, что поступает правильно.

Крестоносцы затянули новую песню. Один голос начал, другие подхватили. Песня была старая, ее написал Вальтер фон дер Фогельвейде еще два века назад. Мадленка подняла голову, вслушиваясь в слова.

Там под кленом,

На лужайке,

Где мы с любимым счастье нашли,

В траве зеленой

Красные маки

И белые лилии расцвели.

Там в лесу среди ветвей, —

Тиндарадай! —

Пел так сладко соловей!

Мадленка улыбнулась. Перевернута страница, и начинается новая жизнь. Она сделала все, что могла, – отомстила за брата, разорвала паутину лжи. Но теперь настало время подумать о себе. Кто-то не поймет ее, но ей это безразлично.

Знают все люди,

Что вместе со мной

Лежал на лужайке любимый мой.

Что было и будет,

Никто под луной

Не знает, кроме меня одной

И птички, скромной и серой на вид,

Тиндарадай! —

Но она промолчит![10]

Мадленка повернула коня и двинулась туда, где в невидимой глазу дали алели стены и башни Мальборка.