Читать книгу "Нансен. Человек и миф - Наталия Будур"

При всех благородных заявлениях, которые делает Нансен в вышепривёденной цитате (неприятие войны, возвеличивание духовных ценностей и т. д.), налицо прекраснодушие и наивность. К чести великого учёного, он и сам признавал свою наивность и неумение быть политиком. Отрицание власти государства и негативное отношение к армии чревато беспорядками и массовыми убийствами, разгулом криминала на улицах и неукрощаемым бандитизмом.

К счастью, Фритьоф Нансен, несмотря на все свои «красные» революционные порывы, всегда был здравомыслящим человеком и умел вовремя остановиться.

В январе 1916 года появляется статья Нансена «О положении Скандинавских стран до и после войны». Он писал:

«Хотя сейчас рассуждения о том, какое положение сложится в Европе и у нас после войны, и могут показаться досужим занятием, однако как бы то ни было, а перед нами наверняка встанут трудные задачи, независимо от того, попадём или не попадём мы в общий водоворот. Европа будет лежать в руинах, потеряв цвет своей молодёжи. История показывает, что после каждой крупной войны требуются усилия многих поколений, чтобы вновь обрести силы и восстановить всё, сметённое войной. Совершенно очевидно, что, когда мы вновь примемся за мирные дела, решающее значение будут иметь нейтральные народы — если таковые найдутся в Европе, — способные справиться с этой задачей».

В статье он вновь и вновь повторяет мысль о том, что величайшее значение для возрождения Европы будет иметь духовная культура. И главная роль в устроении мира на земле и обеспечении духовного прогресса будет отведена нейтральным народам:

«Если взглянуть на обстановку в нашей стране, каждому мало-мальски сведущему человеку станет ясно, что необходимо в корне изменить нынешнее убогое положение вещей».

Нансен считал, что очень важно для всех северных стран поддерживать единство — как для сохранения нейтралитета, так и для решения культурных задач, а также увеличивать вклад в мировое развитие.

«Временами и у премьер-министра Кнудсена, и у министра иностранных дел Илена возникало чувство, что Нансен ополчился лично против них. Но это было не так, — писала Лив Нансен-Хейер. — Нансен боролся открыто и думал прежде всего о стране. Он считал делом чести говорить правду и видел в этом свой долг, хотя и крайне малоприятный. И подлинным облегчением бывала для него всякая возможность вернуться к своей „настоящей жизни“ — к науке. Хелланд-Хансен, так же как и отец, купивший сезонный билет для проезда по Бергенской дороге, частенько наведывался к нему, и в эти тяжёлые годы было напечатано немало научных работ.

Чтобы им не мешали спокойно работать, отец придумал встречаться с Хелландом на полпути. Иногда они останавливались в Халлингдале, но чаще отправлялись в горы, или в Финсе, или в Хаугастель. Сразу за дверями начинались горы, и работа великолепно сочеталась с отдыхом на открытом воздухе. Случалось, что им и здесь мешали, но тут уж не иначе, как с их доброго согласия.

Однажды произошёл такой случай. В Финсе жили тогда две дамы, знакомые отца, работа была отложена. Каждый день он ходил на лыжах и каждый вечер танцевал. Началась метель, и Хелланд надеялся, что наконец-то Нансен возьмётся за работу. Куда там! Дамы всё-таки решили кататься на лыжах, и Нансен сослался на то, что непростительно отпустить их одних в такую погоду.

Они захватили с собой завтрак и снарядились, точно на Северный полюс. Но в пятидесяти метрах от отеля стоял сарай, который зима превратила в снежную хижину. И, укрывшись там от яростной метели, они в тепле и уюте проболтали полдня. Поневоле Хелланд-Хансен сам взялся за работу. За окном мело всё сильнее, и он стал беспокоиться. Гонг позвал обедать, а великих лыжников всё нет и нет. Скоро беспокойство охватило весь отель, и стали уже подумывать, не пора ли отправляться на поиски, как вдруг все трое вернулись, оживлённые и хохочущие. И ни от одного не добиться разумного слова. Понятно, что остальные обитатели отеля не разделяли этого веселья. И как только Нансен додумался взять с собой дам в такую опасную погоду! Ему просто незаслуженно повезло, что они вернулись живыми и невредимыми.

„Верно, на дворе непогода, но дома и того хуже“, — отшучивался Нансен, и не думая оправдываться.

В другой раз друзья поселились в Хаугастеле, это было в марте 1916-го, и славно поработали.

Ежедневно они ходили на лыжах, ведя дорогой учёные разговоры. Как-то вечером заглянули в Финсе, и, пока сидели в гостиной, глядя на открывающийся из окон вид, Нансену пришла в голову одна мысль. В нём уже давно шевелилось желание повторить лыжный переход 1885 года, и теперь он не устоял. Андреас Клем, директор отеля в Хаугастеле, сразу же запросил по телефону прогноз погоды на следующий день. Прогноз для западной части страны был таков: „Весь день ясная погода“. Директор Клем и сам не прочь был составить Нансену компанию, если тот надумает отправиться в путь.

На следующее утро, пока все ещё спали, они отправились поездом к Халлингскейду, расположенному как раз там, где тридцать один год назад Нансен не мог отыскать под снегом ни одной пастушеской хижины. Опять с ним была собака, наст был такой же, и всё тот же поразительный вид открывался с вершины Воссескавлен на освещённые утренним солнцем зубцы гор. Но вот начался спуск. Нансен чувствовал, что тело его уже не так тренированно, как в молодости. Спускаясь к озеру Калдеватн, он не раз падал на крутых поворотах, и всё тело у него ломило. От этого озера можно было выбрать более удобный маршрут, чем тот, которым шёл Нансен в 1885 году. После постройки Бергенской дороги здесь стало бывать много лыжников, и они нашли более удобные спуски, но отец хотел идти старым путём. И чуть было не раскаялся. Таких трудностей он, казалось, не встречал ни разу в жизни. И невольно с уважением вспомнил собственную молодость. Взяв лыжи под мышку, они вырубали во льду ступеньки и понемногу спускались. Отец нахваливал свою единственную, зато надёжную палку, которая глубже врубалась в лёд, чем две палки Клема с кольцами. Они, вероятно, хороши на плоскогорье, но в такой местности от них толку мало. Один спуск был настолько крут, что пришлось бросить рюкзаки. Они швырнули их вниз и увидели, как те исчезли в долине. Становилось всё труднее, не раз приходилось им карабкаться вверх и искать другой спуск. Нансен припомнил, что и в прошлый раз было то же самое, но теперь это давалось ему куда труднее.

Наконец они спустились и разыскали рюкзаки. Потом лыжня вывела их на дно долины к станции Упсете. Вскоре, пыхтя, подошёл паровоз и поднял их в Финсе, где они наелись до отвала и пришли в превосходное расположение духа.

„Подумать только, что он вообще оказался в состоянии повторить эту рискованную прогулку! — писал об этом Йоханнес В. Йенсен. — Хотел бы я быть на его месте и иметь возможность не поминать о подвиге тридцатилетней давности, не пропавшем зря. Подумать только, каким надо обладать верным инстинктом, чтобы сохранить вкус к делу, совершённому из молодого буйства, из простого желания дать волю своим порывам, и суметь повторить его в годы, когда сам уже стал отцом взрослых детей“».