Читать книгу "Спящий - Павел Корнев"

– В подобных случаях членов движения должны запускать через служебный вход, – предположил изобретатель, и мы поспешили в обход здания.

От усталости кружилась голова; чужие эмоции накатывали со всех сторон, ударялись невидимыми волнами лихорадочного возбуждения и едва не сбивали с ног. Мой талант по-прежнему спал, но чувствительность к чужим фобиям никуда не делась, и ментальный ураган буквально сводил с ума. За сотню метров я вымотался так, словно не шагал по площади, а карабкался вверх по отвесной стене.

К счастью, с обратной стороны лектория людей собралось куда меньше, и постепенно мое сердцебиение пришло в норму, а голова перестала кружиться. Но резкие отголоски чужих страхов продолжали колоть, даже когда мы уже выбрались из толпы.

– Нам туда! – уверенно объявил Александр Дьяк и потянул меня к задней калитке, у которой помимо служителя лектория сейчас дежурило два вооруженных револьверами и дубинками констебля. Еще полдюжины полицейских с самозарядными карабинами было рассредоточено по территории.

Общаться с бывшими коллегами мне нисколько не хотелось, и незаметно я отстал от изобретателя, решив дождаться его возвращения на улице. Привлечь своим бесцельным шатанием внимание констеблей опасаться не приходилось: пусть с этой стороны и было не столь многолюдно, как у главных ворот лектория, но зевак хватало и здесь. Один пройдоха-газетчик и вовсе воспользовался монтажными когтями, чтобы взобраться на телефонный столб.

Достав носовой платок, я вытер покрывшееся испариной лицо и вдруг увидел, как Александр Дьяк разворачивается и шагает от калитки прямиком ко мне.

– Нет-нет! – по-своему расценил я эту ситуацию. – Идите сами! Я подожду вас на улице, внутри будет жуткая духота.

– Леопольд Борисович! Меня не пропустили, можете себе представить?! – возмутился изобретатель. – Сказали, что по спискам запускают через центральный вход! Придется идти обратно!

– Идите, Александр, – вздохнул я. – Идите. А мне надо промочить горло.

Изобретатель с обреченным вздохом отправился в обратный путь, а я выстоял очередь к уличной палатке, но в самый последний момент передумал и газированную воду с сиропом покупать не стал. Вместо этого зашел в уличное кафе и попросил домашнего лимонада. После горького кофе напиток показался божественной амброзией; я не удержался и выпил второй стакан, потом расплатился и вернулся на площадь.

Там я походил вдоль ограды лектория и неожиданно понял, что голоден как волк. Это немного даже удивило: хорошим аппетитом в последнее время я похвастаться не мог. Да и лимонад уже сто лет не пил. А тут накатило.

«Стоило сразу кувшин взять», – усмехнулся я и попытался разобраться в эмоциях окружавших меня людей, но сумел уловить лишь смутную нервозность; талант так и не пробудился, и чужие страхи ускользали, будто вода сквозь пальцы.

Это раздражало.

Тут на площадь выехал кортеж из трех самоходных экипажей, и сидевшие за столиками уличных кафе газетчики мигом повскакивали со своих мест и засверкали вспышками фотокамер.

– Тесла! Тесла приехал! – зазвучало со всех сторон.

Служители лектория быстро распахнули задние ворота, а пришедшие им на помощь констебли оттеснили загородивших проезд зевак. Репортеры бежали вслед за самоходными колясками, едва не бросаясь под колеса, выкрикивали вопросы, хлопали по боковым стеклам и крыльям, но кортеж проехал в ворота, не сбавляя хода.

Вопреки обыкновению, общаться с пишущей братией Тесла не пожелал.

Или же на этом настояла его охрана?

Разочарованные газетчики начали расходиться, на ходу выясняя отношения и переругиваясь друг с другом, а вот забравшийся на столб репортер продолжил наблюдение за территорией лектория, и не подумав спуститься вниз.

Меня заинтересовала необычная фотокамера в его руках, и я направился к столбу, но разглядеть журналиста не смог: тусклое осеннее солнце светило через пелену облаков прямо в глаза. Я приставил ладонь ко лбу, заметил краешек русой бородки и неожиданно понял, что с репортером мы точно встречались раньше.

Но кто он такой? Приятелей среди газетчиков у меня отродясь не водилось.

И вдруг я узнал его и едва не разинул рот от удивления.

На столб взобрался Иван Соколов, русский светский обозреватель!

Рамон Миро упоминал о некоем русском, искавшем на Слесарке взрывчатку, а другой мой случайный знакомый некогда отрекомендовал Соколова как человека, разделяющего убеждения анархистов. И хоть обмолвившийся об этом улыбчивый толстяк Красин впоследствии оказался подлецом и наемным убийцей, не доверять его суждению о Соколове не было никаких причин.

Отступив на шаг от столба, я взглянул на констеблей у ворот и заколебался, не зная, стоит ли привлекать к себе их внимание, и сразу в бок уткнулось что-то твердое.

– Без глупостей! – предупредил подступивший со спины человек.

– Помяни черта… – охнул я, поскольку голос оказался мне прекрасно знаком.

Пистолетный ствол под ребра упер не кто иной, как Емельян Красин!

– Леопольд Борисович! Разве вы не рады меня видеть? – разыграл добродушное удивление толстяк.

– Воображал нашу встречу… несколько иначе, – натянуто улыбнулся я.

– О, могу себе представить! – добродушно хохотнул Красин.

После того как Емельян Никифорович усыпил меня газом, я резонно решил, что его нанимателем был свихнувшийся архитектор Тачини, теперь же все виделось в несколько ином свете.

– Что вы задумали? – спросил я, косясь на толстяка самым краешком глаза, но разглядеть получилось лишь смазанный силуэт дородного человека в темном пальто и котелке.

– На кой черт задавать вопрос, ответ на который вам и без того известен?

– Собираетесь взорвать лекторий? Но зачем?! Там собрался цвет научной мысли империи!

Красин только фыркнул.

– Цвет научной мысли?! Да это сборище ретроградов и бюрократов от науки, бесконечно далеких от интересов простого народа! Буржуазные прислужники крупного капитала – вот кто они такие! И принести пользу рабочему классу эти господа могут лишь собственной смертью! Наша акция станет той искрой, из которой возгорится пламя, а затем и пожар мировой революции!

– Сейчас не время! – попытался урезонить я собеседника. – Потусторонние силы ворвались в город, нужно использовать любую возможность выжечь эту заразу!

– А нужно ли? – усомнился Емельян Никифорович. – Если Новый Вавилон провалится под землю, если скроется под водами вся Атлантида, остальное человечество от этого лишь выиграет. Вторая Империя – это тюрьма народов! Чем раньше она падет, тем лучше! Новый Вавилон должен быть разрушен!

И все же меня не покидало ощущение, что привело сюда русских анархистов отнюдь не стремление провести акцию устрашения, которая неминуемо попадет на передовицы всех мало-мальски значимых изданий. Или, по крайней мере, не оно одно…