Читать книгу "Сибирская трагедия - Дмитрий Барчук"

Муромский очень рассчитывает на поддержку англичан. Но на приеме его окатывает ледяной душ британской рассудочности.

– Моя страна прислала сюда войска, чтобы помогать чехам, а не русским, – заявил посол. – У вас так много правительств, что мы не знаем, с каким иметь дело. Почему Великобритания должна признать именно ваше правительство, а не большевиков, не Самарское или Харбинское? Пока вы, русские, сами не определитесь, с кем вы – с немцами или Антантой, ни о какой помощи вам – ни войсками, ни снарядами, ни амуницией – со стороны Соединенного Королевства не может быть и речи.

– Но мы же ваши союзники. У нас общий враг – Германия и ее ставленники – большевики. Мы не признаем позорный Брестский мир и готовы сражаться с общим врагом с оружием в руках – только дайте нам его! – вспылил Муромский.

Посол остался невозмутимым.

– А что мешает вам создать антибольшевистскую коалицию и объединиться? Сколько бы ни было в Англии революций, англичане никогда не забудут своего флага и не бросят своего короля.

Британец недвусмысленно посмотрел на бело-зеленый сибирский флажок, под которым наша делегация прибыла на крейсер.

Муромский уловил его иронию и ответил пламенно:

– Напрасно вы, господин посол, столь скептически относится к моей родине. Сибирь завоевана народом и должна управляться народом. Община Ермака указала дорогу переселенцам. Толпы ринулись в новую землю как в убежище от притеснений Ивана Грозного, а потом от невыносимых немецких реформ Петра. Чтобы избавиться от насилия воевод, от тяжелой подати и бюрократизма. Раскольники шли сохранить свою веру в скитах, охотники – добыть мехов, купцы – свободно торговать с сибирскими инородцами… Русские заложили здесь фундамент для своей новой жизни. Поверьте, в будущем центр тяготения российского государства неминуемо перейдет сюда. Сибирь – это будущая Россия. Свободная и процветающая. Эта земля никогда не знала рабства. Сибиряки более других российских народов созрели для республиканского строя.

На обратном пути море взволновалось не на шутку, начинался настоящий шторм. Огромные волны с белыми барашками на гребнях кидали катер из стороны в сторону, обдавая нас солеными брызгами. Настроение Петра Васильевича соответствовало погоде. Мрачнее тучи стоял он на палубе, промокший до нитки, и отказывался уходить в каюту.

Моторист выдал мне два брезентовых плаща. Один я сразу накинул себе на плечи, а другой отнес на палубу своему начальнику. Как бессловесная кукла, Муромский позволил себя облачить. Я безмолвно встал рядом с ним и крепко уцепился за бортик. Мы смотрели на волнующийся залив и пенный след, остающийся за катером. Неожиданно он сказал:

– Гайда ошибся. Англичане тоже нам не друзья.

Прошла минута, а может быть, и более, и Муромский огласил свое решение.

– Нас загнали в угол. Придется соглашаться на Всероссийскую Директорию и объединяться с Комучем. У самарцев – золотой запас, их поддерживают чехословаки. А нам никто не дает ни одного патрона в долг! Тоже мне союзники!

– А как же Сибирская республика? После победы над большевиками столичные деятели наверняка забудут о своих обещаниях.

Муромский повернул ко мне свое мокрое лицо и взмолился:

– Ну хоть вы, Пётр Афанасьевич, не сыпьте соль на мои раны. У меня у самого не лежит душа к реставрации империи. Но без этого объединения нам никогда не победить большевиков. Зато они нас поодиночке легко уничтожат. Вначале Самару, а потом и Сибирь. Нам нужны деньги для ведения войны, а они сейчас у эсеров из Комуча. И союзники воспринимают их как единственную легитимную власть во всей Российской империи. Другого выхода нет. Как вернемся в вагон, телеграфируйте Золотову в Уфу, чтобы соглашался на Директорию. А мы уж здесь своих доморощенных соперников додавим.

Катер резко наклонился, и огромный вал накрыл всю палубу. После чего Муромский согласился перебраться в каюту.

Ликвидация конкурентов продвигалась с переменным успехом. Если владивостокская группа, состоящая в основном из эсеров, казалось, сложила полномочия почти без боя, и ее министры начали передавать нам дела, то в Харбине генерал Хорват, поддерживаемый представителями крупного капитала, всячески упрямился, выторговывая для себя различные привилегии вплоть до назначения его наместником на Дальнем Востоке и членом сибирского правительства.

Но видимость оказалась обманчивой.

Известие из Уфы об избрании Муромского в состав Всероссийской Директории во многом облегчило нам работу, прежде всего в переговорах с союзниками, сбило с них высокомерие, но самого Петра Васильевича оставило равнодушным и даже больше озаботило, чем обрадовало.

Но затем события стали сменяться с молниеносной быстротой, причем происходили они в разных местах, что мы едва успевали на них реагировать.

В Омске произошел настоящий кавардак. Пользуясь отсутствием Муромского и Золотова, эсеры из Сибоблдумы решили захватить власть в правительстве. Меркушев привез с собой в Омск ранее сбежавших министров Шаталова и Крутовского. В результате левые оказались в большинстве и стали требовать от оставшегося на хозяйстве министра финансов Петрова немедленного ввода в состав кабинета эсера Новосёлова[145], когда-то избранного думой в качестве министра самоуправлений, и требовали распустить Административный совет как «гнездо контрреволюции и реакции». Петров не подчинился их требованиям и в качестве ответного удара обвинил эсеров в государственном перевороте в пользу Самарского Комуча и распорядился арестовать заговорщиков. Шаталов, Крутовский и Новосёлов были посажены в тюрьму, а председателю Сибоблдумы удалось скрыться.

В Томске чрезвычайное заседание думы приняло постановление об упразднении Административного совета, отдаче под суд Петрова и его помощников, а также о восстановлении правительства в полном составе, каким оно было избрано думой первоначально. Для осуществления этого постановления думой был создан специальный комитет.

Но министр финансов не намеревался отступать. Здание Научной библиотеки Томского университета, где заседали думцы, оцепили войска и арестовали всех заседавших. В тот же день в Омске два офицера вывели Новосёлова «погулять» и застрелили его якобы при попытке к бегству.

Эсеры на Государственном собрании в Уфе стали бить в набат, заявляя о контрреволюционном перевороте в Сибири. Сочувствующее им командование чехословацкого корпуса разослало телеграммы об аресте путчистов. В Омске чехи арестовали заместителя министра внутренних дел. И уже сам Петров подался в бега.