Читать книгу "20 лет дипломатической борьбы - Женевьева Табуи"

На следующий день, в среду 20 июля, без четверти двенадцать, Даладье и лорд Галифакс, только вдвоем, входят в кабинет Жоржа Боннэ.

– Фюрер продолжает домогаться английского посредничества с целью добиться от Праги некоторых уступок, направленных на обеспечение чешского нейтралитета, – говорит Галифакс.

– Я хорошо знаю это, – возражает Даладье, – но ведь чешский нейтралитет означает в сущности уничтожение всех сил, способных ударить по немецким армиям с тыла в квадрате Богемии. Следовательно, рейху останется защищать всего лишь одну границу, а именно границу с Францией… Но самой-то Франции придется тогда защищать три границы!

Начинается бурная дискуссия. Галифакс говорит в заключение:

– Английское правительство решило направить в Прагу лорда Ренсимена, чтобы изучить вопрос на месте и собрать информацию.

* * *

Вечером 21 июля, накануне отъезда английского короля и королевы, в их честь устроен обед на Кэ д’Орсэ.

Убранство обеденного зала, выходящего окнами в сад, где еще не наступили сумерки, на редкость красиво.

Огни свечей в двух огромных золотых подсвечниках в стиле ампир освещают сто пятьдесят человек гостей. Вышитый золотом орнамент из листьев на скатерти, баккара, в широких гранях которого отражается золото тарелок, приборов и бокалов, суповых мисок и кувшинов для воды, большая ваза из позолоченного серебра, принадлежавшая Наполеону I и взятая на один вечер из музея Мальмезон, – все это представляет собой пестрое собрание французских шедевров. На миг беспокойство всех и каждого рассеивается.

Вдруг за широко распахнутыми из-за душной ночи окнами послышались громкие возгласы. Это шумит толпа, собравшаяся на мосту Александра III, которая становится все более многочисленной и которую полицейские кордоны не подпускают ближе. Но толпа хочет принять участие в этом вечере сердечного согласия. Сердечное согласие! Разве это не единственный подлинный залог мира?

Мощные прожекторы освещают теперь балкон первого этажа министерства иностранных дел.

По просьбе толпы, уже заполнившей набережную Сены, появляется королевская чета. Их встречают бурной овацией!

– Все же это невероятно, – замечает Леон Блюм, – что народу Франции доставляет удовольствие кричать: да здравствует король, да здравствует королева!

В салонах среди представителей дипломатического корпуса слышен ропот.

Следуя демократическим порядкам, им не отвели специальных мест в зале, где идет представление, в котором оробевший Морис Шевалье не был забавным, но большой успех выпал на долю Луи Жувэ и Мадлен Осерай.

Вечер продолжается. Толпа снова требует короля и королеву, которые в последний раз показываются у окна в своих апартаментах.

В вестибюле Политис замечает:

– Какая тревога и, может быть, даже отчаяние народа чувствуются в этом апофеозе Сердечного согласия!

На следующий день лорд Ренсимен отправляется в Прагу.

Продолжился путь Чехословакии на Голгофу.

* * *

Кэ д’Орсэ, 19 сентября, 10 часов утра…

Парламентарии, министры и журналисты заполнили салон послов. Жорж Боннэ и Даладье возвращаются из Лондона. Они добились там одобрения своего последнего плана урегулирования, который состоит в том, чтобы рекомендовать Праге уступить германскому правительству те судетские районы, где на последних выборах более 50 процентов голосов было отдано немцам. Даладье в конце концов добился того, что взамен Лондон взял на себя формальное обязательство участвовать в международных гарантиях, которые будут предложены Праге в качестве компенсации территориальных потерь и других уступок, сделанных в пользу Германии.

В Елисейском дворце уже закончилось заседание Совета министров.

Посланник Чехословакии в Париже Стефан Осуский только что вошел в кабинет Жоржа Боннэ.

Журналисты спорят.

«Со второго августа все переговоры чехословацкого правительства с Генлейном при франко-английском покровительстве терпят провал», – говорит один. Другой добавляет: «Но хуже всего то, что поляки и румыны все время отказывают в праве прохода через свою территорию русским вооруженным силам… и дело не двигается дальше. А Гитлер угрожает захватить Чехословакию, если к концу месяца Судеты не получат независимости».

* * *

Какова бы ни была неподготовленность Франции, все поголовно возмущены тем, что ее руководители предложили президенту Бенешу уступить Германии три самые крупные судетские области с населением около двух миллионов человек, хотя англичане и обещают в этом случае взять на себя обязательство гарантировать новые границы несчастной Чехословакии.

Депутаты и политические деятели разбились на маленькие группы, которые, кажется, игнорируют друг друга.

Перед окнами, выходящими на Сену, окруженный десятком депутатов, рассуждает Пьер-Этьен Фланден:

– На карту поставлены судьбы мира. Правительство, по-видимому, раскололось. Следовательно, в парламенте разгорятся дебаты, – утверждает он.

Стоящий рядом с ним Луи Марэн замечает:

– Но публичные дебаты в разгар переговоров вызовут беспокойство в умах и явятся поводом к новым соблазнам для Гитлера.

– Так предложим тогда, – восклицает Фернан Лоран, – чтобы завтра же Жорж Боннэ принял расширенную делегацию представителей оппозиции.

В другом конце салона, перед гобеленами, расположились личные друзья министра – те, которых публика называет плохими советниками: председатель комиссии по иностранным делам палаты депутатов Мистлер, Эмманюэль Берль, Анри Беранже, депутат от Сарты – Монтиньи. Они не согласны с компромиссом, предложенным Фернаном Лораном.

– Но наконец представители народа имеют право сказать свое слово, – заявляют они, – иначе мы рискуем тем, что сотни тысяч французов, от которых потребуют пожертвовать своей жизнью, не объясняя им даже причины этого, будут посланы на смерть.

И с удивительным единодушием друзья министра хором повторяют:

– Прежде всего нужно поддержать Боннэ против Даладье, ибо последний непременно вовлечет нас в войну, и притом в скором времени.

Входят Жорж Мандель, Шампетье де Риб, Кампинки и Поль Рейно, которых называют «четырьмя министрами-сопротивленцами».

– Жорж Боннэ предстает, как мне кажется, в самом дурном свете, – говорит Поль Рейно. – Он готов пожертвовать всем, лишь бы умиротворить Гитлера. Если мы хотим все потерять, то нам следует проводить именно такую политику. Слаб только тот, кто признает себя слабым. Если мы позволим Гитлеру сделать еще один шаг, он овладеет чехословацким бастионом.

* * *

Внезапно открываются двустворчатые позолоченные двери кабинета министра. Все взгляды устремляются в ту сторону. Проходит несколько секунд… и бледный, с бумагой в руке, почти шатаясь, Осуский входит в салон послов. Все расступаются и замолкают.