Читать книгу "Точка Омега - Евгений Шкловский"

А впрочем, как же не хмель, еще какой, только хмель этот от веселящего ощущения физического здоровья, от того, что есть еще порох в пороховницах, что не все еще позади и не только работой и скучными будничными заботами жив человек.

Володя в одну из таких минуток посетовал, вспомнив Эдика, которого тогда с ними в раздевалке не было: дескать, не может человек успокоиться, притягивают его, видите ли, женщины. А кого они, спрашивается, не притягивают? Только не все так просто здесь, причем даже не в плане физиологии.

– Понимаете, мне вот странные вещи мерещатся, – говорит Володя. – Ладно, когда просто желание, тут еще вроде все обходится, но стоит только пойти чуть дальше, последствия непредсказуемы. Однажды сблизился с одной, это было летом на даче друзей, и в ту же ночь катастрофа на железной дороге как раз неподалеку от соседней станции. Насыпь поползла, хвост поезда сошел с рельс, несколько человек были тяжело ранены. Может, это и не связано, допускаю, но потом было достаточно поводов, чтобы отследить некую закономерность. – Он замолкает, погружаясь во что-то свое. – Стоит сойтись с женщиной, как непременно что-то случается. Иной раз не особенно тревожа, мало ли что бывает, какие совпадения, причем тут ты, да? В Японии землетрясение как раз в то время, когда тебе хорошо с кем-то. Как понимать прикажете? А никак! Ну землетрясение… – Он опять надолго задумывается. – Было, помню, в доме отдыха, так, без особой страсти, просто условия располагали, да и барышня недурна была, почему, спрашивается, нет? А на следующий день звоню домой и узнаю, что отца увезли в больницу, инфаркт. Случайность? Положим. В другой раз в командировке увлекся, пять дней подбивал клинья, на шестой сдалась. На девятый расстались, надо было уезжать. И что я узнал, вернувшись домой? Что любимый кот свалился с седьмого этажа. Каково? Нет, правда, ведь эти совпадения что-нибудь да значат, не могут не значить. Осуществление – это ведь взрыв энергии, растрата ее… А следовательно, идет мощнейшая перекачка ее откуда-то еще, и, главное, эта неконтролируемая энергия связана не с чем иным, как с чужим страданием, с болезнью, травмой какой-нибудь. Но и это не все. – Володя искоса оглядывает присутствующих, проверяя, какое впечатление производит его рассказ. – Знаете, что я заметил еще? Если кому-то из близких плохо, ну в смысле здоровья, у меня в это время резкое усиление либидо. Вот я и думаю – из-за меня это с другим или со мной из-за кого-то? И как с этим жить? То есть как бы и не ты, а своего рода зомби. Это ж ненормально – всякий раз задаваться вопросом, что кроется за обычным влечением? Словно кто-то постоянно вмешивается, вторгается, стоит за спиной. Точно вам говорю: ничего смешного!

Никто, впрочем, и не думал смеяться, разве что недоумение на лицах. Эк же человека перекрутило, думает Вадим. Что-то вроде его теней. Если так все воспринимать, то и вообще шагу не ступить.

37

К кафе подруливает черный «ауди» (опять «ауди»), осторожно, натуживаясь мотором, взбирается передними колесами на тротуар и затихает. Дверца распахивается, появляется женская изящная ножка в туфельке на высоком каблучке, потом и ее владелица, с противоположной стороны солидный мужчина в черной кожаной куртке.

…Вадим с Оксаной наблюдают через окно за паркующимися машинами, за неторопливо вылезающими оттуда людьми, которые входят потом в кафе. Люди как люди. Правда, есть в них какая-то уверенность, что ли, свобода, они приходят сюда как к себе домой, им тут хорошо, может, их даже знают здесь, хотя и необязательно. Заказывают еду, выпивку, кофе. Курят, разговаривают, просто сидят, глазея по сторонам. Все то же самое, что и Вадим с Оксаной. Однако и не совсем.

Вадим с Оксаной чувствуют, что не совсем. Есть некая разница, которая исподволь беспокоит их. Нет, им вполне комфортно, им нравится здесь. Они тоже могли бы приходить сюда чаще. Сидеть за столиком, потягивая кофе или пиво, смотреть друг другу в глаза или вот так, как сейчас, на тех, кто высаживается или, наоборот, садится в машины. Это приятно – смотреть из окна теплого уютного кафе на дождливую улицу, слушать музыку, ловить обрывки разговоров за соседними столиками. Справа блондинка что-то ожесточенно внушает сидящему напротив парню, слева двое, судя по всему, бизнесменов ведут переговоры, а может, просто оттягиваются после напряженного трудового дня, а еще дальше паренек что-то читает на дисплее лэптопа…

Приятное времяпрепровождение.

Она:

– Вкусно, правда?

Он:

– Да, недурно.

– Это надо есть очень медленно, чувствуешь, какой интересный вкус. Немного похоже на вкус мидий.

– Скорей, абрикоса.

– Ладно, пусть абрикоса. Верней, даже персика.

– Правильно, персика. Именно его я и имел в виду. Персик.

– А помнишь, как цвели персики в Ялте?

– Ты хотела сказать: магнолия в Сочи.

– Я всегда больше любила персики, чем абрикосы.

– Абрикосы нежней.

– Персики зато бывают очень сочные.

– Еще есть фрукт нектарин, знаешь про такой? Похож одновременно на персик и на абрикос.

– Скорей на персик.

– Пожалуй, на персик.

– А косточки? Они такие огромные в персиках, да и мякоть так плотно пристает к ним, что ее не отделить.

– У абрикосов аромат сильней.

– А смотри, как красиво это выглядит на тарелке.

Она ест очень медленно, так что разноцветные яства еще в целости и все выглядит действительно живописно. А он уже половину слопал на скорую руку, на тарелке никакой эстетики.

– Куда ты все торопишься? – спрашивает она укоризненно.

– Я нет, никуда, – оправдывается он.

Он и вправду никуда не торопится. Еще не поздно, у них уйма времени.

Над площадью загорается светофор: красный-желтый-зеленый… Он смотрит, как машины срываются с места.

– Ты где? – спрашивает он.

Она встряхивается. В самом деле, где она?

…Так они с Оксаной несколько раз устраивали себе маленькие праздники – пробовали зажить нормальной светской жизнью.

Как-то после посещения кафе он заметил, что Оксана мрачна.

– Ты чего? – присел он рядом.

– Знаешь, – сказала она после некоторого молчания, – мне кажется, я никогда не научусь такой жизни. Да, да, я все понимаю, – остановила она его взмахом руки. – Чтобы так жить, не надо задумываться, что и как. Такая жизнь должна постоять хотя бы лет тридцать-сорок, устаканиться, как в Европе или в Америке. Надо привыкнуть к благополучию, пусть даже и относительному. А я в этих заведениях чувствую себя не в своей тарелке. Будто что-то украла. Кто-то еле-еле концы с концами сводит, а мы тут пируем.