Читать книгу "Подсказки пифии - Эрик Аксл Сунд"

По дорожке перед Святой Софией шли бесцветным тихим потоком люди, а зрительное впечатление от собора было – белое, зеленое и золотое.

Она надела наушники и включила радио. Слабое потрескивание, потом приемник поймал канал, на котором говорили по-украински. Заиграл баян, потом – духовые и барабан, быстро выбивающий нечто вроде скрещения клезмерской музыки и истеричной попсы. Контраст между музыкой и спокойствием этого пятачка перед монастырем был как ее собственная жизнь.

У нее внутри все вибрировало, но никто не чувствовал этого.

Люди просто шли мимо, занятые своими мыслями. Проходили перед ней, погрузившись в себя.

Она откинулась на спинку скамейки и посмотрела вверх, на узор из веток, похожий на кракелюры. Там и тут виднелись силуэты птиц, серые и черные пятна, рельефные, как и ветки на фоне ярко-синей небесной плоскости.

Однажды летним днем Вигго взял ее с собой к красно-белому маяку на Оддесунде, она сидела у него на коленях несколько часов, а он рассказывал ей о своей жизни, и небо было таким же, как сейчас.

Мадлен поднялась и пошла к белым стенам, защищавшим это место от шума со стороны города. Музыка в наушниках стихла, вернулись голоса, такие же возбужденно-экзальтированные и полновесные, как том-том, баян и духовые.

Когда ей было десять лет, Вигго рассказывал ей об этом месте, он объяснял, почему монахи затворялись в пещерах под Печерским монастырем. И еще он говорил ей – нет ничего хуже в жизни, чем раскаяние, и она уже тогда поняла, что именно мучит его.

Что-то, что он совершил в детстве, когда не был еще ни мужчиной, ни женщиной.

И вот теперь она исполнила его волю, и все закончилось.

Он смотрел на нее как на свое ближайшее доверенное лицо, и этого она никогда не забывала. Когда ей было десять лет, она гордилась этим, но теперь поняла: она просто была его рабыней.

Она прошла под аркой ворот в высокой колокольне. Голоса в наушниках затихли, и музыка вернулась – в том же возбужденном темпе, что и раньше, но теперь еще с певицей и басовой тубой на заднем плане. Она слышала стук своих каблуков по булыжникам площади, быстрые шаги в такт музыке, а когда она пересекла открытое место и перешла улицу, то остановилась и сняла наушники.

Какой-то старик сидел за столиком на углу. Он напомнил ей Вигго.

То же лицо и телосложение, но этот старик был одет в тряпье, а на шатком столике выстроились в несколько рядов стаканы разного размера и формы. Сначала Мадлен подумала, что он продает их. Старик, увидев ее, беззубо улыбнулся, смочил языком кончики пальцев и легонько провел ими по краю одного стакана.

Как только пальцы старика проехались взад-вперед по стеклу и раздались звуки, Мадлен увидела, что каждый стакан наполнен определенным количеством воды. Стаканы располагались как три фортепианные октавы, с тонами и полутонами, всего тридцать шесть стаканов. Она замерла перед стариком. Вокруг гудели машины и громко переговаривались люди, шумная болтовня слышалась из наушников, висевших у нее на шее, но со стола к ней неслись звуки, каких она еще никогда не слышала.

Стеклянный орган звучал, как из другого мира.

Только что, там, в монастыре, музыка была хаосом, контрастирующим с царящим в стенах монастыря умиротворением.

Сейчас было наоборот.

Стеклянные звуки наплывали один на другой, покачивались, и Мадлен словно парила в воздухе или качалась на морских волнах. Шепчущий звон поднимался в хаотичный шум, и вокруг надувался пузырь спокойствия.

На тротуаре стояла жестянка с несколькими мятыми купюрами, а под столом, возле изношенных ботинок старика, она заметила пластиковую канистру с водой.

Видимо, эту воду старик доливал в стаканы вместо испарившейся и так настраивал свой стеклянный орган. В канистре плавали большие куски льда.

Замороженная вода с чистыми изотопами – совсем как в ее собственном теле.

Квартал Крунуберг

После беседы с патологоанатомом Иво Андричем Жанетт молча сидела за столом, а ее напарник Йенс Хуртиг молча сидел на стуле напротив нее. Они только что выслушали рассказ Андрича о том, чему подверглась Ульрика Вендин, прежде чем замерзнуть насмерть, и это знание сделало их немыми.

Андрич рассказал о мумификации заживо – древней технике, которая применяется, среди прочего, в некоторых ответвлениях японского буддизма.

В своей задумчивой тягучей манере он рассказал о самой процедуре, которая требует лишь сухого помещения и минимального количества кислорода. Телесный жир сгорает благодаря питанию, состоящему из семян, орехов, коры и кореньев, а телесные жидкости удаляются при помощи смолы. В случае Ульрики это было что-то вроде березы извилистой.

Патологоанатом рассказал и о сенсорной депривации. В закрытом свето– и звукоизолированном помещении отказывают основные органы чувств. Иво подчеркнул, что жертва в таких обстоятельствах крайне редко сохраняет ясность мысли дольше нескольких часов. Скудная на стимулы окружающая среда разрушительно действует и на тело, так что удивительно, что девушка прожила так долго. И что ей удалось бежать, да еще выбраться из подвала на своих ногах.

Под конец Андрич сообщил, что намерен взять полугодовой отпуск, чтобы вместе с братом совершить долгое путешествие по местам своего детства на Балканах. Жанетт изумилась, так как понятия не имела, что у патологоанатома есть братья или сестры.

Внимательно посмотрев на измученное лицо Хуртига, она поняла, что напарник разделяет ее чувства – бессилие, ощущение собственной никчемности, вину.

Хуртиг смотрел прямо на нее, но с таким же успехом он мог бы смотреть сквозь нее, на стеллаж у нее за спиной. Это их просчет.

Если быть честной, то это в основном мой просчет, думала Жанетт. Если бы я шевелилась поживее и следовала интуиции, вместо того чтобы действовать рационально, мы могли бы спасти Ульрику. Вот так вот.

Жанетт знала, что в эту минуту двое полицейских в обществе священника как раз сообщают бабушке Ульрики о смерти внучки. Существуют люди, способные к выполнению подобного рода заданий, и Жанетт знала, что не принадлежит к их числу. Как же это страшно – любить кого-нибудь по-настоящему, подумала она, и ее мысли перекинулись на Юхана, который должен был скоро сесть на самолет, чтобы лететь из Лондона домой. Через несколько часов она встретит его, он будет доволен – целые выходные с отцом! Это она поняла из эсэмэски, полученной сразу после того, как они обнаружили под тощей елкой занесенный снегом труп Ульрики. Жанетт чувствовала себя чудовищно опустошенной. Она теперь всегда будет думать, как, наверное, страшно было несчастной девочке.

Она вытерла слезы, посмотрела на Хуртига. Он по кому-нибудь скучает? По родителям, конечно. У них, кажется, хорошие отношения, к тому же он научился жить, потеряв близкого родственника. Кого-то, кто никогда уже не вернется.

Может быть, бабушке Ульрики не с кем разделить горе. Как Аннет Лундстрём – единственной выжившей в этом спутанном человеческом клубке.