Читать книгу "Сезон гроз - Анджей Сапковский"

Геральт сидел рядом. Думал о том, о сем. Всевозможные вещи раскладывал по полочкам внутри себя. Вернее, пытался разложить. Строил планы. В большинстве своем – совершенно нереальные. Обещал себе то да се. Сильно сомневаясь, сумеет ли он сдержать хотя бы одно обещание.

– А ведь вот же, – сказал внезапно Лютик, – никогда ты не поблагодаришь меня за баллады. Столько я их рядом с тобой сложил и пропел. А ты ни разу не сказал: «Славно получилось. Хотел бы я, чтоб ты снова это сыграл». Никогда ты мне такого не говорил.

– Верно. Не говорил, что хотел бы. Желаешь знать, почему?

– Почему?

– Потому что не хотел.

– Это настолько не произносимо? – не сдавался бард. – Так тяжело? Сказать: «Сыграй еще раз, Лютик. Сыграй „Как проходит время“».

– Сыграй еще раз, Лютик. Сыграй «Как проходит время».

– Сказал ты это совершенно неубедительно.

– И что с того? Ты ведь и так сыграешь.

– Даже и не сомневайся!

Очаг погас,

свеча – и та

под зыбким ветром стынет, меркнет.

Проходят дни

идут года

безмолвно, тихо, незаметно.

Нам нелегко, но этот дар —

быть вместе – так же неизменен.

Ведь дни идут,

бегут года

безмолвно, тихо, незаметно.

Дороги наши – навсегда

в воспоминаньях, неотменны.

Но дни идут,

бегут года

безмолвно, тихо, незаметно.

Ну что же, милая, – итак,

с триумфом, вопреки зиме мы

споём: «Идут,

бегут года

безмолвно, тихо, незаметно…»[74]

Геральт поднялся.

– Пора в путь, Лютик.

– Да? И куда же?

– А не все ли равно?

– В общем-то, верно. Едем.

Эпилог

На холме белели остатки строений, превратившихся в руины настолько давно, что успели полностью зарасти. Плющ увил стены, молодые деревца пробились сквозь рассевшиеся полы. Был здесь – но Нимуэ знать этого не могла – храм, вотчина жрецов некоего позабытого бога. Для Нимуэ это были лишь руины. Куча камней. И указатель. Знак того, что она идет верной дорогой.

Поскольку сразу за холмом и руинами гостинец раздваивался. Один путь вел на запад, через вересковые пустоши. Второй, тянувшийся на север, исчезал в густом и темном лесу. Нырял в темную чащобу, тонул в мрачной темноте, исчезал среди деревьев.

И это была ее дорога. На север. Через печально знаменитый Соичьий лес.

Россказням, которыми ее пытались пугать в Ивало, Нимуэ не слишком-то верила, во время путешествия она неоднократно сталкивалась с подобным, в каждой округе бытовал свой жуткий фольклор, местные страсти да ужасы, чтоб нагонять страх на приезжих. Нимуэ уже пугали русалками в озерах, берегинями в речках, умертвиями на перепутьях и упырями на кладбищах. Каждый второй мост оказывался логовом троллей, что ни группка кривых верб – то засада стрыги. Нимуэ в конце концов привыкла, повседневные страхи перестали пугать. Но недостает сил, чтобы совладать со странным беспокойством, охватывающим тебя, когда входишь в темный лес, ступаешь на тропу меж курганами в тумане или бредешь средь затянутых испарениями болот.

Теперь, перед темной стеной леса, она тоже ощущала это беспокойство, скользившее мурашками по затылку и иссушавшее рот.

Дорога наезжена, повторяла она мысленно, вся в колеях от повозок, истоптана копытами коней и волов. Что с того, что лес выглядит страшно, это вовсе не какая-нибудь глушь, а торный путь к Дориану, ведущий сквозь остатки пущи, которая уцелела от топоров и пил. Многие здесь ездят, многие здесь ходят. Я тоже пройду. Я не боюсь.

Я – Нимуэ верх Вледир ап Гвин.

Ямина, Гвадо, Сибелл, Брюгге, Кастерфурт, Мортара, Ивало, Дориан, Анхор, Горс Велен.

Она огляделась, не приближается ли кто. Было бы, подумала, веселей в компании. Но гостинцем этим, как назло, особенно здесь, особенно теперь, угощаться никто не хотел. Был он почти вымершим.

Ну, что ж. Нимуэ откашлялась, поправила узелок на плече, крепко сжала посох. И вошла в лес.

В чащобе преобладали дубы, вязы и старые, сросшиеся друг с другом грабы, попадались также сосны и ели. Внизу царствовал густой подлесок, переплетенья боярышника, орешника, черемухи и жимолости. В таком подлеске обычно кишмя кишели лесные птахи, но в этом лесу царила зловещая тишина. Нимуэ шагала, устремив взгляд в землю. Она вздохнула с облегчением, когда в глубине леса внезапно застучал дятел. Кто-то здесь, однако, живет, подумала она, я тут не одна-одинешенька.

Она остановилась и резко повернулась. Не заметила ничего и никого, но миг назад была уверена, что кто-то идет за ней. Чувствовала, что за ней наблюдают. Наблюдают скрытно. Страх перехватил горло, дрожью скользнул по спине.

Она пошла быстрее. Лес, как ей казалось, стал редеть, сделалось светлее и зеленее, поскольку в чаще начала преобладать береза. Еще поворот, еще пару, подумалось ей лихорадочно, еще чуть-чуть – и лес закончится. Я оставлю его позади вместе с тем, что за мной крадется. И отправлюсь дальше.

Ямина, Гвадо, Сибелл, Брюгге…

Она даже не услышала шелеста, а движение уловила краем глаза. Из густого папоротника выстрелил серый, плоский, многолапый и невероятно быстрый абрис. Нимуэ завопила при виде щелкающих клешней, огромных, словно косы. Щетинящихся шипами лап. Многочисленных глаз, окружавших башку, подобно короне.

Она почувствовала сильный рывок – ее сдернуло с места и резко отшвырнуло в сторону. Она повалилась спиной на спружинившие заросли орешника, вцепилась в них, готовая вскочить и бежать. Замерла, глядя на развернувшуюся на дороге дикую пляску.

Многоногое создание прыгало и крутилось, крутилось неимоверно быстро, размахивая лапами и щелкая ужасными жвалами. А вокруг него, еще быстрее, так быстро, что движения смазывались, танцевал человек. Вооруженный двумя мечами.

На глазах у окаменевшей со страха Нимуэ в воздух взлетела сперва одна, потом вторая, потом третья отрубленная лапа. Удары меча обрушивались на плоский корпус, из которого брызгали потоки зеленой жидкости. Тварь дергалась, кидаясь из стороны в сторону, наконец диким прыжком метнулась к лесу, спасаясь бегством. Далеко не сбежала. Человек с мечами догнал ее, наступив, с размаху пригвоздил к земле остриями обоих клинков. Тварь долго молотила по земле лапами и наконец замерла.

Нимуэ прижала руки к груди, пытаясь хотя бы так успокоить колотившееся сердце. Видела, как ее спаситель приседает над убитой тварью, как ножом отковыривает нечто с ее панциря. Как вытирает клинки мечей и вкладывает их в ножны за спиной.