Читать книгу "Удар иглы - Илья Стальнов"

Барон стоял посреди пещеры, в одной руке он держал факел, в другой – часы. Огонь озарял его лицо и отбрасывал фантастические отблески на сталактиты.

– Все, пора! – пробормотал он, отбрасывая в сторону часы.

Следующим движением он подсунул горящий факел под днище «самовара», который тут же довольно заурчал и заухал, как это бывает у всамделишных самоваров, когда в них закипает вода. По-видимому, Магистр имел какие-то другие представления о чести. Не говоря ни слова, он выдернул у меня из-за пояса заряженный пистолет и, не теряя ни мгновения, выстрелил барону в спину. И хотя лично я в этот момент больше всего жаждал смерти коварному Массаусу, но стрелять в спину – нет уж, увольте!

В последний миг, будто что-то почувствовав, барон отпрянул. По пещере прокатился гром, который здесь казался многократно сильнее, чем если бы выстрел был произведен в чистом поле. Пуля едва царапнула щеку негодяя. Он обернулся и, обнажая ятаган, ринулся на противника.

Вновь ударилось железо о железо так, что полетели искры, вновь посыпались страшные удары. На этот раз дрались они безмолвно, без обычных криков ярости и боли, без ругательств. Будто две нечеловеческие силы сошлись в смертельном вихре. Плавным движением Магистр выбил ятаган из рук противника, но и тот в последний миг каким-то хитрым ударом ноги обезоружил лже-Никитина. Выхватив кинжал, барон бросился вперед.

Тут-то и наступил мой черед. Очертя голову я кинулся на барона сзади и, ухватившись обеими руками за его кисть, рванул его вниз. Однако это мало к чему привело. Какая-то неведомая сила отшвырнула меня к стене, когда же я очнулся и смог различить, что происходит, барон уже лежал на земле, а из его живота торчала рукоятка его собственного кинжала. Он что-то прошептал и испустил дух.

Магистр, пошатываясь от слабости, стоял над поверженным врагом. Потом он нагнулся, поднял ятаган и… Я только успел зажмурить глаза. Со всей силы он вонзил кривую саблю в грудь барону.

– Этого ему, надо полагать, хватит. Теперь это отродье сатаны в ближайшее время не будет портить мои планы. Говорят, он уже трижды объявлялся после собственных похорон…

– Этого не может быть, – не очень уверенно возразил я. – Значит, то были не его похороны.

– Как знать…

– Господин Никитин, сегодня я уже вторично спасаю вашу жизнь.

– Ничего не поделаешь, – равнодушно пожал он плечами. – Это ваша обязанность.

– Что?!

– Точнее будет сказать, одна из ваших обязанностей. И не смотрите на меня так, будто я привидение. Нам надо спешить, а то мы не успеем принять участие в славном сражении.

Он обрубил продолжавший дымиться шнур, и мы углубились в пещеры. Меня, конечно, поразило нахальство и самоуверенность этого человека, но я почему-то не мог противиться ему и послушно шел за ним.

Из тайника в подземном ходе Магистр извлек свой мундир поручика гусарского полка. Я отыскал свою одежду. Теперь мы могли предстать перед глазами наших товарищей.

– Может, мы еще успеем доложить командующему о подземном ходе и это изменит ход битвы? – подумал я вслух.

– Во-первых, поздно, во-вторых, я же сказал вам – наступает верхняя точка дуги. Все, что могли, мы совершили. Теперь пусть все идет как идет. Вмешиваться мы не имеем права. – Он отодвинул камень, и в глаза мне ударил яркий солнечный свет.

Вскоре мы с лже-Никитиным оказались в самой гуще событий. Сжимая в руках саблю и пистолет, я шагал в неизвестность в колонне русских солдат. Передо мной возвышались стены неприступного Измаила, и трудно было поверить, что еще недавно я был по другую сторону, видел наполненный ужасом и разрушением город. Но все это было, хотя теперь и казалось невозможным…

Я заметил рядом с собой генерал-майора и кавалера Лассия, около него – моего знакомого секунд-майора Неклюдова, а рядом прапорщика лейб-гвардии Измайловского полка князя Гагарина. Последний теперь возглавлял отряд егерей, потерявших командира. Егеря тащили приготовленные штурмовые лестницы. С этим отрядом мне и предстояло сейчас биться бок о бок. Штурм Измаила входил в свою кульминационную фазу.

Что было потом я помню какими-то чрезвычайно яркими картинками, обрывками, оставшимися в памяти, зато запечатлевшимися там на веки вечные. Более-менее четкое представление о происшедшем я составил лишь спустя несколько дней, приведя в порядок свои мысли и чувства, а также выслушав множество рассказов участников сражения. В тот миг я забыл о своей недавней ненависти к войне. Нет, я не проникся к ней каким-то уважением и, не дай Бог, любовью. Но я стал частью этой войны, каплей могучего потока, движимого всеобщим воодушевлением и желанием во что бы то ни стало победить, взять верх, покорить эту крепость! Страх перед смертью, мысли о прошлом и будущем – все это осталось где-то в стороне. Теперь же я шел вперед, и это сейчас было единственно важным.

Я карабкался по скользкой от крови лестнице, не обращая внимания на свист пуль, крики и стоны раненых, шел по трупам, стрелял из пистолета и отбрасывал его, уже разряженным, прочь. Потом махал направо и налево тяжелой офицерской саблей.

Передо мной мелькали белые тюрбаны турок, перекошенные от ярости лица врагов, разноцветные мундиры русских солдат, сверкали на солнце штыки. Я поразил в живот толстого губастого янычара, затем увидел над своей головой занесенный ятаган, который все же не обрушился на меня, поскольку дравшийся рядом со мной секунд-майор Неклюдов сразил нападавшего, но тут же пал сам. Я отомстил за него, проткнув насквозь его убийцу.

Не прошло и десяти минут, как бастион был в наших руках. Но это оказалось всего лишь началом, хотя мы и дорого заплатили за первое взятое нами укрепление противника. Заплатили своей кровью. Теперь предстояло одолеть стены самой крепости. Чуть правее моему взору открывались так называемые Бросские ворота.

Рядом действовала еще одна колонна стрелков, которой командовал, как я потом узнал, генерал-майор и кавалер Львов. Его воины, атаковавшие казематную батарею противника, дрались как львы. Это именно они помогли нам упрочить положение на захваченном участке. Тогда я еще не знал, что во время схватки у Бросских ворот отважный генерал получил смертельное ранение вражьей пулей.

Где-то вдалеке пошел в атаку Воронежский гусарский полк, чью форму носил и лже-Никитин, который до последней минуты был рядом со мной.

Несколько раз мы яростно атаковали Бросские ворота, но прорваться к ним нам никак не удавалось. Но вот часам к одиннадцати к нам присоединились сто восемьдесят спешенных казаков и три эскадрона Северского карабинерского полка. И мы вновь поднялись во весь рост и ринулись на штурм. Когда мы взломали оборону турок на нашем участке, пришло известие, что воронежскими гусарами взяты Бендерские ворота.

Но и в самой крепости нам пришлось драться буквально за каждый клочок земли. Я уже точно не помню, скольких врагов сразила моя рука. Вокруг меня то и дело слышались предсмертные хрипы, падали сраженные воины, а я как ни в чем не бывало шел вперед и вперед, пока не очутился в самой гуще турок и буквально нос к носу не столкнулся с начальником измаильского гарнизона сераскиром Айдос Мегметом. Тем самым трехбунчужным пашой, которого я уговаривал сдать крепость без боя.