Читать книгу "Что скрывал покойник - Луиз Пенни"

Дом наполнялся смехом, вскриками и приветственными воплями. Иногда человек бывал тронут до слез, объяснить которые не мог. Гамаш и Бювуар обводили взглядами комнату, наблюдая и прислушиваясь.

— …но больше всего меня поражает в рисунках их какая-то светлая радость, — говорила Кларе Мирна. — Даже в смертях, несчастных случаях, похоронах, неурожаях, даже в них чувствуется торжество жизни. Она заставляет их выглядеть естественными.

— Эй ты, — окликнула Клара Бена, который с готовностью устремился к ней. — Взгляни на себя.

Она махнула рукой в сторону изображения на стене.

— Очень смелый. — Он улыбнулся. — Прямо-таки чеканный герой.

Гамаш перевел взгляд на образ Бена на стене, такой, каким его видела Джейн, — сильный мужчина, но он смотрит на дом своих родителей. Уже не в первый раз ему пришла в голову мысль, что смерть Тиммер Хедли оказалась очень своевременной для ее сына. Он наконец получил возможность оторваться от ее юбки, выйти из тени. Заслуживал внимания и тот факт, что Питер как раз и был изображен в тени. В тени не кого-нибудь, а Бена. Гамаш задумался о том, что бы это могло значить. Он начал понимать, что дом Джейн был чем-то вроде ключа к общине. Джейн Нил была очень наблюдательной женщиной.

В этот момент, на ходу приветливо кивнув старшему инспектору, в гостиную вошла Элис Джейкоб.

— Фу-у, какая ночь!

Взгляд ее переместился с него на стену позади. Затем она развернулась на месте, чтобы увидеть стену позади себя.

— Господи Иисусе!

И она широким жестом обвела комнату, включив в него и Гамаша, причем с таким видом, словно она первая обнаружила рисунки на стенах. Старший инспектор молча улыбался, ожидая, пока Элис придет в себя.

— Вы принесли ее? — спросил он, не будучи, впрочем, уверен в том, что она его слышит.

— C’est brilliant[64], — как завороженная, прошептала она. — Formidable. Manifique[65]. Черт меня побери!

Гамаш был терпеливым человеком и дал ей время прийти в себя. Кроме того, он вдруг осознал, что испытывает чувство гордости за этот дом, как если бы имел самое непосредственное отношение к его созданию.

— Это гениальное творение, разумеется, — сказала Элис. — До того как переехать сюда, я работала куратором в Музее изобразительного искусства в Оттаве.

Гамаш в который раз изумился тому, какие непростые люди выбрали местом жительства эту деревушку. Интересно, Маргарет Атвуд не была, случайно, сборщицей мусора? Или, быть может, премьер-министр Малруни сделал головокружительную вторую карьеру в качестве почтальона? Никто не был тем, кем казался на первый взгляд. В каждом из них скрывалось нечто большее. Но один человек в этой комнате определенно затмевал остальных.

— Кто бы мог подумать, что та самая женщина, которая нарисовала эту ужасную «Ярмарку», создала такое великолепие? — продолжала Элис. — Впрочем, у всех бывают черные дни. Тем не менее она могла бы выбрать более подходящий день, чтобы представить свою картину на суд общественности.

— У нее это была единственная переносная картина, — возразил Гамаш. — По крайней мере, единственная, не нарисованная на строительных материалах.

— Очень странно.

— Чтобы не сказать большего, — согласился с нею старший инспектор. — Так вы принесли ее? — повторил он свой вопрос.

— Простите. Да, конечно, она в прихожей.

Минуту спустя Гамаш устанавливал «Ярмарку» на мольберте в центре комнаты. Теперь все художественные произведения Джейн были собраны вместе.

Он стоял не шевелясь и внимательно наблюдал за собравшимися. Шум и гул голосов становились громче по мере того, как гости пили вино и узнавали все новых персонажей и события на стенах. Единственным человеком, чье поведение выбивалось из общего настроя, была Клара. Гамаш наблюдал, как она то подходила вплотную к «Ярмарке», то снова отходила к самой стене. И снова приближение к картине, и очередное возвращение к стене на то же самое место. И опять к мольберту. Но на этот раз, похоже, более осознанно. Потом она практически бегом вернулась к стене. И простояла там очень долго. А затем медленно приблизилась к картине, погруженная в свои мысли.

— В чем дело? — полюбопытствовал Гамаш, останавливаясь рядом с ней.

— Это не Иоланда. — Клара указала на блондинку, стоявшую рядом с Питером.

— С чего вы взяли?

— А вот с чего! — Клара ткнула в стену, которую перед этим внимательно рассматривала. — Вот как выглядит Иоланда в изображении Джейн. Сходство есть, конечно, но небольшое.

Гамаш должен был увидеть все своими глазами, хотя и понимал, что Клара, скорее всего, права. Единственное, в чем она ошиблась, так это в том, что говорила, будто сходство все-таки есть. На взгляд Гамаша, сходства не было и в помине. Иоланда на стене, даже в детстве, явно оставалась Иоландой. Как в физическом смысле, так и в эмоциональном. Она буквально излучала презрение, жадность и что-то еще. Хитрость. Женщина на стене, несомненно, обладала всеми этими качествами. И еще она явно бедствовала. В то время как на рисунке, который стоял на мольберте, женщина на трибуне была просто блондинкой.

— Тогда кто она? — обернувшись к Кларе, спросил он.

— Не знаю. Зато я знаю кое-что другое… Вы обратили внимание на то, что Джейн не выдумала ни одного лица, ни одного персонажа? Все люди, изображенные на стенах, — это те, кого она знала, жители деревни.

— Или гости, — заметил Гамаш.

— Собственно говоря, — присоединилась к их разговору Руфь, — гостей здесь нет. Есть люди, которые уехали и приезжают сюда в гости, но их все равно считают местными жителями. Она знала всех, кого нарисовала на стенах.

— Она знала и всех, кого нарисовала на «Ярмарке», за исключением вот ее. — Клара указала орешком кешью, который держала в руке, на блондинку. — Она здесь чужая. Но это еще не все. Я все время думаю, что мне не нравится в «Ярмарке». Она совершенно определенно нарисована Джейн, но в то же время не совсем ею. Если бы это была первая ее работа, я бы сказала, что она еще не обрела свой стиль. Но эта картина была написана последней. — Клара нагнулась к мольберту. — Мазки и образы на ней сильные, уверенные, целенаправленные. Но все вместе они не стыкуются друг с другом.

— Она права, — заметила Элис. — Они действительно не образуют единое целое.

Толпа зрителей вокруг «Ярмарки» становилась все плотнее, гостей привлекала загадочность картины.

— Но ведь она произвела на нас впечатление, когда мы рассматривали ее на заседании художественного совета, правда? — Клара повернулась к Питеру. — Это она. Джейн не писала эту женщину.

Знаменитым жестом «я обвиняю» Клара вперила указательный палец в блондинку на трибуне рядом с Питером. Как будто повинуясь некоей силе, собравшиеся пригнули головы и устремили взгляды в центр круга, чтобы взглянуть на незнакомое лицо.