Читать книгу "Бегуны - Ольга Токарчук"

Утром море было таким спокойным, а небо таким безоблачным, что все пассажиры высыпали на палубу. Кто-то уверял, что в такую погоду в глубине турецкого побережья можно увидеть гору Арарат. Но виден был только высокий скалистый берег. С моря массив, испещренный светлыми пятнами голых, похожих на кости скал, выглядел грандиозно. Профессор стоял, ежился и кутал шею черным шарфом, жмурился. Карен привиделось, что они плывут под водой: вода стоит высоко, как во времена потопа, они двигаются в светлом зеленоватом пространстве, замедляющем движения и приглушающем слова. Шарф уже не трепещет и не шуршит, а развевается бесшумно, и темные глаза мужа смотрят на нее мягко, нежно, размытые вездесущими солеными слезами. Еще ярче сияют золотисто-рыжие волосы Оле, и вся его фигура напоминает каплю смолы, которая только что упала в воду и вот-вот затвердеет навеки. В вышине чьи-то ладони выпускают на поиски суши голубя, и вот уже ясно, куда надо плыть, ладонь указывает на верхушку горы — безопасное место нового начала начал.

В этот самый миг с носа корабля донеслись возгласы, а затем предостерегающий, истерический свист, капитан, обычно невозмутимый, побежал к мостику. Карен перепугалась. Потом пассажиры закричали, замахали руками, те, кто выглядывали за борт, округлившимися глазами смотрели не на мифический Арарат, а на воду. Карен почувствовала, как большой корабль резко останавливается, палуба вдруг выскальзывает из-под ног, она сама в последний момент цепляется за железный поручень и пытается схватить за руку мужа, видит, как тот мелкими шажочками пятится назад, словно на прокрученной назад кинопленке. На лице у него не испуг, а веселое удивление. Глаза говорят что-то вроде «поймай меня». Потом Карен видит, как он ударяется спиной и головой о железную лестницу и, отброшенный ею, падает на колени. В это мгновение спереди слышится грохот и крики, затем плеск спасательных кругов и мощный удар о воду спасательной лодки: корабль протаранил какую-то маленькую яхту — Карен догадывается об этом по возгласам пассажиров.

Люди поднимаются на ноги, все целы, а она стоит возле мужа на коленях и пытается осторожно привести его в чувство. Он моргает — слишком долго, — потом очень отчетливо произносит: «Подними меня!» Но сделать это не удается, тело отказывается повиноваться, Карен укладывает голову мужа к себе на колени и ждет помощи.

У них была хорошая медицинская страховка, поэтому в тот же день профессора на вертолете перевезли из Родоса в афинскую больницу, где провели полное обследование. Томограмма показала инсульт, обширное повреждение левого полушария. Это процесс неостановимый. Карен была с мужем до самого конца, сидела рядом, поглаживая его безвольную ладонь. Правая сторона тела полностью парализована, глаз прикрыт. Карен позвонила детям — вероятно, они уже в пути. Она не отходила от профессора всю ночь, что-то шептала ему на ухо, уверенная, что он слышит и понимает. Всю ночь она вела его по пыльной дороге, среди реклам, складов, платформ, грязных гаражей, по обочине автострады.

А в голове мужа поднимался из притоков кровеносных рек внутренний багровый океан, постепенно захватывая все новые территории — сперва низинную Европу, где профессор родился и вырос. Исчезли под водой города, мосты и плотины, возводившиеся трудами многих поколений его предков. Океан подошел к порогу их дома под камышовой крышей и смело проник внутрь. Накрыл красным ковром каменные полы, доски на кухне, которые драили по субботам, наконец загасил огонь в камине, добрался до буфетов и столов. Потом выплеснулся на вокзалы и аэропорты, когда-то открывавшие профессору большой мир. В нем потонули города, где он бывал, а в них улицы, где он снимал комнаты, дешевые отели, где он останавливался, рестораны, куда заходил поужинать. Алая сверкающая поверхность моря достигла нижних полок его любимых библиотек, разбухали страницы в книгах — в том числе и в тех, где его имя значилось на титульной странице. Багровый язык лизал буквы, размазывая черный текст. Красным набухали полы и лестницы, по которым он проходил, получая школьные аттестаты своих детей, и дорожка, по которой торжественно шагал, когда ему присваивали профессорское звание. Красные пятна проступили на постели, на которую они с Карен впервые упали, развязывая торока своих зрелых неловких тел. Липкая жидкость навечно запечатывала отделения кошелька, в котором он хранил кредитные карты, авиабилеты и фотографии внуков. Карминный поток заливал вокзалы, железнодорожные пути, аэропорты и взлетные полосы — с них больше не стартует ни один самолет, не отправится ни один поезд.

Уровень моря поднимался неотвратимо, захватывая слова, понятия, воспоминания, под его поверхностью гасли светофоры и лопались лампочки, провода замыкало, целая сеть связей обращалась в мертвую паутину, бесполезную, увечную, в испорченный телефон. Гасли экраны. Наконец этот неспешный бескрайний океан подобрался и к больнице, и вот в крови тонут Афины — храмы, священные дороги и рощи, безлюдная в эту пору агора, светлая статуя богини и ее оливковая ветвь.

Карен была рядом, когда отключили ставшую бесполезной аппаратуру и нежные ладони медсестры-гречанки одним движением прикрыли лицо мужа простыней.

Тело кремировали, а прах они с детьми развеяли над Эгейским морем — такие похороны, безусловно, пришлись бы профессору по вкусу.

Я есть

Я повзрослела. Когда-то, просыпаясь не дома, я не сразу это осознавала. Лишь спустя некоторое время замечала незнакомые детали, которые обнажал день. Тяжелые гостиничные занавеси, очертания телевизора, мой растерзанный чемодан, аккуратные стопки белых полотенец. Чужое место возникало из-за занавесок, закрытое чадрой, таинственное, обычно бело-кремовое или желтое в свете уличных фонарей.

Но потом я достигла уровня, который психология путешествий именует «Не знаю, где нахожусь». Я просыпалась совершенно дезориентированная. Пыталась — словно запойный алкоголик — вспомнить, что́ делала накануне вечером, где была, куда вели меня пути, воспроизводила все детали, чтобы разобраться в настоящем. Чем больше времени занимал этот специфический процесс, тем большая меня охватывала паника — состояние весьма неприятное, тошнотворное, напоминающее воспаление внутреннего уха, при котором теряешь равновесие. Где я, черт возьми, нахожусь? Но милосердные детали окружающего мира рано или поздно наводили меня на правильный след. Я — в X. Я — в Y. Это отель, а это — квартира моей подруги, комната для гостей в доме семьи Н. Диван в квартире приятелей. Такое пробуждение напоминало компостирование билета на пересадочной станции.

Однако затем, как гласит психология путешествий, наступает третий этап — венец всему, ключевой момент, конечная цель, куда бы мы ни направлялись, мы всегда устремлены к нему. «Неважно, где я». Все равно, где я. Я — есть.

О происхождении видов

Мы стали свидетелями появления на Земле новых существ, уже распространившихся по всем континентам и занявших большинство экологических ниш. Стайные и ветроопыляемые, они с легкостью перемещаются на большие расстояния.

Сейчас я вижу их в окно автобуса — целые стаи этих воздушных актиний, кочующие по пустыне. Отдельные особи судорожно цепляются за редкую растительность, шумно трепещут — возможно, так они общаются друг с другом.