Читать книгу "Чужестранец - Алексей Семенов"

— Мудрено говоришь, — покачал головой Мирко. — Я и вчера мало понял, а ты и сегодня загадки загадываешь. Ладно, чему быть, того не миновать. Доля, знать, такая. А…

— А из колодца — это повезло тебе, — понял следующий вопрос парня колдун. — Это сама река с тобой говорила. Редко такое случается, но бывает.

— Это ты ее научил? — спросил Мирко, вспомнив, как колдун говорил со Смолинкой.

— Не-е-т, — открестился тот. — Она всегда говорить умела, только надо было ее язык понять. Я понял, а она по-моему научилась немного. Только что ей с людьми говорить? Для нее язык наш бедный, разговоры пустяшные, век наш — для нее миг. А тебе отозвалась. Настроение, знать, у нее такое было.

Мирко совсем ошалел. Сегодня Реклознатец опять повернулся к нему другим боком. У него заговорила и оказалась имеющей свой характер и настроение сама река, а не водяной, а жизнь стала зависимой не от прочности нитки, что прядут доля и недоля, а еще и определенной раз и навсегда, то есть выходит, от тех же доли и недоли независимой? Мирко совсем запутался и подумал, что и дороги, бывает, забрасывают и кладут на новом месте, не то что там какие-то тропы — мелочь.

— Спасибо за науку, — только и оставалось ответить Мирко.

— Ну вот и хорошо, — порадовался чему-то колдун. Был он сегодня в нарядной красной рубахе, бороду расчесал, будто гостей ждал. — А теперь все же завтракать пошли.

За столом колдун дал Мирко еще несколько наставлений на предстоящую дорогу и предупредил:

— Теперь через три-четыре перехода в людных местах окажешься. Страшиться там вроде нечего, а все же ухо востро держи. Я это о том случае, когда охотники на тебя напали. А в пустоши и того внимательнее будь. Хоть и не знаю ясно, кто таков всадник, а достанет он издалека, коли захочет. Когда охотники явятся, тебя кони твои упредят, да и собака. А вот в толпе смотри не заблудись, не потеряйся, на нож предательский не напорись. Он, впрочем, что… — махнул рукой колдун. — Сам все знаешь. Такие слова говорить — что на камнях пшеницу высеивать.

Когда они закончили трапезу и Мирко вышел во двор сделать последние приготовления к походу, над ним раздался знакомый вороновый крик.

— А, вернулся! — обрадовался Мирко как старому знакомому ворону колдуна. Тот, как позавчера, сидел на нижнем суку дуба и, наклонив лукаво голову, смотрел проницательным черным оком. «Вот такого бы спутника себе, — подумал Мирко. — Уж точно не пропадешь».

— Ну что, пойде… полетишь со мной? — шутливо спросил он у птицы.

Ворон выпрямился и вытянул немного шею, глядя на Мирко, словно понимал, о чем тот спрашивает. Затем вместо ответа издал невразумительное «кра-ра» и, тяжело взмахнув крыльями, снялся с ветки и полетел в сторону затона на южном берегу. Спустя немного времени он вернулся и, усевшись на желоб крыши, громко постучал клювом по причелице и опять каркнул, должно быть призывая колдуна, желая ему что-то сообщить. Реклознатец вышел из избы, поднял голову, перемигнулся с вороном.

— Ага, — довольно сказал он. — Вот и паромщики прибыли. Будет тебе переправа, — обратился он к Мирко. — Все снарядил али как? Может, еще что напоследок узнать желаешь?

У Мирко все было готово и проверено. Гусли и мечи лежали в чехле, бусина и подаренная Хилкой фибула — в кармане. И тот белый вышитый папоротниковым листом платочек. Мирко посмотрел на колдуна, и слова сами соскочили с его языка:

— Кто ты, дядя Реклознатец? Сегодня ты один, завтра иной? Да разве ты просто колдун? Нешто я колдунов да кудесников никогда не видел?

— Разве я тебе не говорил уже, — откликнулся колдун, и невечерние звезды — те, которые зрел Мирко ранним утром из глубины колодца, — опять зажглись в глазах Реклознатца как отблеск того огня ушедших эпох, что горел в этих глазах позапрошлой ночью. — Разве есть колдовство вообще? Видно, и впрямь силен всадник, коли первослово колдовством зовется. Я тот лишь, кто слово это хранит да былые пожарища разгребает, из золы его восстанавливая. Разный я, говоришь? Что ж, немудрено. Видел, как свет солнечный сквозь льдинку проходит? На разноцветные лучики дробясь, что радуга? Так и я. Нешто не объяснял я тебе, что нет в человеке .ничего само собой появляющегося. Все он из мира берет, а другие уж лучики цветные видят, чрез него прошедшие. Так и я, так и ты, и все люди. Только один к свету льнет, а другой от него, как от черного поветрия, хоронится. Значит, не зря я к словам так прикипел, что ты меня таким видишь. Значит, правильно я думаю, что первое слово и есть свет. Вот и вся недолга, Мирко Вилкович. Присмотрись — сам увидишь.

— Откуда ж свет тогда, дядя Реклознатец? Значит, самое первое слово было, от кого все?

— И так Мирко, и тут же нет. Должно оно быть, не может не быть. А только смотри, сколько всего вокруг — множества неисчислимые, и столько ж слов — для каждой былинки имя есть. А жизнь-то человечья коротка, Мирко. Вот и должен я был выбрать: то ли первое слово искать, как жар-цвет в купальскую ночь, то ли каждый цветок в лесу да в поле собрать да в сад-ярий, как вы мякши говорите, высадить и любоваться да вникать.

— И что ж ты выбрал? — спросил Мирко, догадываясь уже об ответе. — Отыскал жар-цвет?

— Нет, Мирко Вилкович, — покачал головой старик и развел руками. — Не угадал ты. Думал и я цветок волшебный отыскать, да в лугах милее оказалось, пусть и земные они, а не в небесном острову. Да и надо ли жар-цвет отыскивать, коли свет его и так во всем горит?

— Да ведь тогда ты разом все имена бы узнал и все на свете как надо исправил! — удивился Мирко. — Или разве тебе не по силам поиски такие?

— Нет, Мирко, не надо мне белый свет под себя переделывать, — спокойно и мудро отвечал колдун. — Я и от бусины твоей откажусь, хоть ты мне ее в самый добрый праздник в подарок принесешь. Не в том моя сила нужна. Я — хранитель да собиратель. А жар-цвет многие искали и сейчас ищут. Да и ты не этим ли занят? Только мыслю, один жар-цвет не больно много даст. Тот только славен будет, кто одно с другим соединить сможет: и жар-цвет в ладони поутру принесет, и любую травинку самой темной ночью припомнит.

— Да разве по силам такое человеку, разве успеть? — изумился Мирко.

— Кто знает, — молвил колдун. — Может, и не успеть. Может, и богу не всякому успеть, а может, и вовсе никому. Кто бы ни был он, великая любовь ко всему в нем жить должна, тогда только… — Старик замолчал. — Больше ничего тебе не скажу, Мирко. Я и сам не все верно знаю, о чем ныне с тобой говорю. Разве можно ответить истинно, кто ты есть? Наоборот, сам у всех об этом всю жизнь спрашиваешь. Коли дают ответ — вот и радуйся. А теперь тебе идти пора. Гляди, Белый твой уж на месте пляшет. Ишь, не терпится!

— Спасибо тебе, дядя Реклознатец! — Мирко в пояс поклонился старику. — И за науку твою, и за свет, и за тепло сердечное. Неправда, что нет тепла от знаний твоих.

— И тебе спасибо, Мирко, что выслушал все, за любопытство твое спасибо. Ты, коли захочешь, даже если и нет у тебя ничего сейчас, только захочешь — и любая нелепость сбудется, потому что сам до того доходишь, чего тебе хотеть, а не других слушаешь. А что до знаний моих, то не прав ты здесь, Мирко Вилкович. Нет в них тепла никакого. Они даже не солнце зимнее — то все же греет немного. Они что сполохи над Снежным Полем: яркие, светлые, да холодные. И много тебе еще от того холода и жарким летом мерзнуть доведется, — грустно и ясно прорек колдун. — Но не буду тебя прежде времени огорчать. Мыслю, до того еще немало у тебя горячего времени будет. А теперь уж пошли. Паромщики заждались. — И он, не дожидаясь больше ответов, первым шагнул на тропку, сбегавшую к бане и затону.