Читать книгу "Парадокс Вазалиса - Рафаэль Кардетти"

Валентина внезапно осознала, к чему сводятся объяснения Штерна.

— Так вам никогда и не нужно было, чтобы я расшифровывала этот палимпсест, не так ли?

— Даже столь талантливому реставратору, как вы, Валентина, не по силам сотворить чудо. Вы сами сказали мне это, когда впервые увидели Кодекс. Он был слишком поврежден для того, чтобы вы могли хоть что-то исправить, и я знал это еще до того, как вошел в вашу мастерскую.

— Вы использовали меня. С самого начала.

— Не сердитесь, Валентина. Я хотел лишь убедить вас поступить на работу в Фонд, и Кодекс был самой соблазнительной приманкой из тех, что я имел под рукой.

Ее захлестнула волна горечи. Она как будто снова увидела входящего в мастерскую Элиаса Штерна — с его неизменной тростью, в старомодным костюме. В тот день она приняла его за безобидного старика, но теперь понимала, как обманчива была внешняя дряхлость. Притворяясь увядшей розой, Элиас Штерн скрывал острые, как лезвия бритвы, шипы.

— Если вы знали, что «De forma mundi» был фальшивкой, почему молчали об этом? Када искалечил свою жизнь, разыскивая этот трактат. Вы могли бы избавить его от столь бессмысленных поисков.

Старый торговец откинулся на спинку сиденья и, отвернувшись к тонированному стеклу, посмотрел на карету скорой помощи, которая, завывая сиренами, стремительно промчалась мимо.

— Для таких, как Када, важен не столько объект поиска, сколько сам поиск. Узнай он правду о «De forma mundi» — тотчас бы начал охотиться за новой химерой. Это ничего бы не изменило.

Валентина озадаченно потерла лоб.

— И все равно, я никак не могу понять, зачем вам понадобилось тратить кучу денег на этот палимпсест, если вы знали, что он не представляет никакого интереса.

— Когда Сорель предложил свой план, я ничего не сказал ему об этой книжице. Он искренне верил, что трактат находится в Кодексе Марии Жервекс. Впрочем, до самого трактата ему не было никакого дела. Рукопись являлась для него той наживкой, на которую должен был клюнуть Зерка. В то время ирония ситуации показалась мне весьма забавной, сейчас же я крайне сожалею, что позволил себе эту небольшую шутку. Сорель потерял контроль над ситуацией и поплатился за это своей жизнью, но сколько людей погибло вместе с ним… Я бы никогда не ввязался в эту авантюру, если бы знал, каковы будут ее последствия.

Впервые с начала их разговора Валентина прочитала во взгляде старика искреннюю печаль.

Она вернула книжечку на прежнее место и протянула футляр Штерну.

— Я не могу взять ваш подарок.

Штерн даже не пошевелился.

— Вазалис — это символ, Валентина. Восхитительный символ интеллектуальной свободы. Если кто и достоин им обладать, то это вы.

«Мерседес» подъехал к мастерской Валентины.

— Кстати… — проговорил Штерн, когда машина остановилась у тротуара. — Вашего бывшего коллегу вчера выставили из Лувра. Я хотел, чтобы вы первой узнали эту новость. Я попытался использовать свои связи для того, чтобы вас восстановили в должности, но это оказалось невозможно. Дирекция не пожелала воскрешать скандал. Мне очень жаль.

— Благодарю. Вы не обязаны были это делать.

— Попробовать стоило. И насчет работы в Фонде… Каким будет ваш ответ?

— Пока что не знаю. Я должна хорошенько все обдумать.

— Не торопитесь. Мой номер вам известен.

Он положил руку на плечо водителя.

— Жак, будьте любезны…

Водитель покинул свое место и распахнул заднюю дверцу.

— ФБР. Отдел по подделкам и хищениям предметов искусства, — промолвил Штерн, когда Валентина уже начала выбираться из машины.

Она замерла — одна нога на тротуаре, другая — все еще внутри автомобиля.

— Простите?

— Сорель был их представителем в Европе. Предполагалось, что вы не должны это знать. Как видите, я от вас ничего не скрываю. Надеюсь, вы примете сей факт во внимание, когда будете размышлять над моим предложением.

Валентина кивнула, вышла из лимузина и захлопнула дверцу. Водитель тотчас же газанул.

Прижимая палисандровый футляр к груди, Валентина смотрела вслед удалявшемуся «мерседесу» до тех пор, пока тот не скрылся из виду. Она еще не знала, каким будет решение, но уже при одной лишь мысли о том, что у нее наконец-то появился выбор, сердце наполнялось радостью.