Читать книгу "О, счастливица! - Карл Хайасен"

Поэтому она поделилась с юношей стратегией элементарного шантажа. Ее поразило, что он даже и не думал потребовать долю в выигрыше – будто слабоумный помощник официанта, слишком глупый или застенчивый, чтобы попросить свою долю чаевых после закрытия. Их козырем (как Эмбер терпеливо объяснила Фингалу) была кассета камеры наблюдения из «Хвать и пошел».

Помогая пацану урвать кусок джекпота «Лотто», Эмбер терзалась из-за одной-единственной подробности: деньги были чужими. Какой-то черной девчонки, если верить Фингалу. Девушки из его городка. Эмбер из-за этого мучилась, но все же решила, что принимать за все вину преждевременно.

Пока главное – привести в действие план шантажа. Неплохой вышел план – хоть и сфабрикован наспех, в неблагоприятных условиях и в ограниченных когнитивных рамках. Выдуманная фишка со звонком матери Фингала, с ее готовностью достать пленку в случае предательства – весьма остроумные детали. Главным недостатком плана, как сейчас понимала Эмбер, оказались временные пределы. Они давали Боду с Пухлом почти целый день форы, окно вполне достаточное, чтобы покинуть остров, уничтожить кассету-улику и рвануть в Таллахасси заявлять о выигрыше.

Что они и собирались сделать, когда она возникла перед ними у лодки после утреннего заплыва.

– Снимай эти нелепые штаны с головы. – Одной рукой она застегнула молнию на комбинезоне, другой стиснула Пух-лов револьвер, который до того стащила из «Настояшшей любфи» и припрятала в кустах неподалеку от костра. – Снимай. Выглядишь как извращенец. – И она выстрелила в землю у Пухловых ног, просто чтобы почувствовать, каково это – пальба из огромного тяжелого ствола. А еще чтобы гопники поняли – она не шутит и не станет вести переговоры ни с одним взрослым мужиком с шортами на роже.

– Так что вы, ребята, сделали с Фингалом?

Ничего, ответили они.

– Он отошел поссать, – объяснил Бодеан Геззер.

– И пропал.

– Чушь, – рявкнул Пухл.

– Идемте его искать. Надень что-нибудь, – велела Эмбер.

– Попозжа, – криво заухмылялся Пухл. – Точно не приметила кой-чего себе по душе, а? Кой-чего горячего и вкусненького?

Он покачал обгоревшим на солнце членом, заставив Эмбер выстрелить снова. На этот раз кольт чуть не выскочил у нее из руки. Пуля прошла между Бодом и Пухлом, прорезав мангровые заросли и шлепнув по воде.

Пока листья и ветки кружились над лодкой, демонический краб неожиданно отвалился с налитой руки Пухла. Животное, как выяснилось, давно подохло. Пухл пнул тошнотворный голубой панцирь и пробормотал:

– Вот сука!

Бод Геззер поднял перед Эмбер руки:

– Ладно, милочка, брось эту сраную пушку. Мы тебя поняли.

– Объясни своему дружку.

– Не беспокойся. Он с нами.

– Хуй там, – сообщил Пухл. – Только когда мы с ней чутка конфетку пососем.

Бод с отвращением нахмурился. Этот человек просто непостижим – никакого понимания приоритетов. Вообще никакого понимания.

– Он настаивает, полковник, – заметила Эмбер.

– Что я могу сказать? Порой он полный придурок.

– Пристрелить мне его, как по-вашему?

– Я бы не стал.

Пухл изучал зараженную руку будто сломанный карбюратор.

– У меня там до сих пор этот ебаный коготь, бля!

– Не все сразу, – утешил Бод Геззер. – Оденься, и пойдем искать бритоголового.

– Сначала моя дорогая Эмбер у меня в рот возьмет.

– Возьмет она у тебя, щас. Жопу твою несчастную она на тот свет возьмет.

– А вот и нет, мне так не кажется. Мне, кажись, должно маленько свезти.

– Это еще что значит?

– Это значит, что Эмбер никого не застрелит. Вот что это значит, уж не сомневайся.

Он шагнул к ней – преувеличенно подчеркнутый гусиный шажок а-ля Гитлер. Потом еще один. Теперь она сжимала револьвер обеими руками.

– Он нарывается, – предупредила она Бода.

– Да уж вижу. По-моему, это все чертов клей.

Пухл хихикнул:

– Это не клей, полковник. Это, блядь, настоящая любовь.

И с легкомысленным кличем напал. Эмбер нажала на курок, но услышала лишь слабый безобидный щелчок. Револьвер не выстрелил – барабан провернулся, боек уда-Рил, но пуля не вылетела.

Потому что в том гнезде не было пули – а вместо нее маленький клочок бумаги, в песке, пятнах пота и соленой воды, туго скрученный до размера отверстия. Если бы Эмбер достала этот клочок и рассмотрела, она увидела бы шесть цифр и силуэт розового фламинго, официальный символ флоридской лотереи.

– Я ж вам грил! – каркнул Пухл.

Он, голый, размахивал выхваченным кольтом в здоровой руке. Эмбер распласталась на песке и водорослях под ним, беззвучно пытаясь освободиться.

– Я ж вам грил, так-то! – Пухла разобрал грубый злобный хохот. – Я ж вам, тварям, грил, что мне свезет!

У Бодеана Геззера не было секса одиннадцать месяцев, его целибат оправдывался тем, что сексуальные отношения с не белыми женщинами противоречат Библии, а все белые женщины, которых он встречал, хотели слишком много денег. И все же его лихорадочно сдерживаемые желания при виде ароматной и доступной Эмбер омрачались дурными предчувствиями.

Ее нежелание обслужить Истых Чистых Арийцев было вполне очевидно из энергичного сопротивления Пухлу, когда тот грубо ее раздевал. И хотя Бода опьянил вид грудей Эмбер, выпрыгнувших из камуфляжа «Мшистый дуб», его тем не менее беспокоило участие в изнасиловании белой христианки европейского происхождения – и то, к чему это могло привести. На самом деле Бод кочевряжился бы, окажись она негритянкой или кубинкой – не столько из-за аморальности преступления, сколько из-за возможных проблем с законом. В отличие от Пухла, Бод Геззер провел немало месяцев за решеткой и знал, что это дело не стоит ограбления «Бургер-Кинг», угона «кадиллака» и даже двух минут ебли натуральной блондинистой киски. Изнасилование относилось к тяжким преступлениям, а уж во Флориде изнасилование белой женщины – пусть даже белым мужчиной – могло обернуться долгой отсидкой в не шибко живописном Старке[46].

И еще Бод знал, что Пухл в его теперешнем умственном состоянии для подобной логики неуязвим. Боду только и оставалось держать кольт и стоять, надеясь, что много времени все это не займет, надеясь, что они не будут сильно шуметь. Дрожь возбуждения, порожденная наготой Эмбер, уже скончалась от розовозадого зрелища качающего Пухла – грязный, хрюкает, пускает слюни как идиот. Отталкивающие виды и запахи живо напомнили Боду Геззеру о множестве гигиенических недочетов компаньона и погасили последнюю искру соблазна присоединиться к веселью.